ИСТОРИИ
Один в океане
Это был один из самых невероятных побегов из Советского Союза за всю его историю.
Декабрь 1974 года. Тихий океан. На пассажирском лайнере «Советский Союз» танцы. На борту несколько сот счастливчиков. Это советские граждане, которым повезло в самый разгар зимы отправиться в морской тропический круиз. Но один из туристов ведет себя не совсем обычно. Он почти всегда один. В то время, когда другие пьют, едят и веселятся, он часами смотрит в океан или изучает звездное небо.
Вечером 13 декабря 1974 года он выходит на верхний мостик и оглядывается. На главной палубе танцуют. Одинокий пассажир смотрит в темноту. За бортом ревущий океан и ни единого огня на горизонте. Часы показывают девять вечера. Времени совсем не осталось. Через минуту он спустится на корму главной палубы и сделает шаг за борт...
Через год из-за океана прибудет сенсационная новость: «Побег из СССР. Гражданин Советского Союза бросился в Тихий океан с борта лайнера. После трех суток, проведенных в воде, он самостоятельно вышел на филиппинский берег». Советские радиостанции и пресса молчат. Но сквозь шум и помехи глушилок радиостанция «Голос Америки» сообщает имя беглеца – Станислав Васильевич Курилов. В ответ на запросы в официальные инстанции обеспокоенные родственники узнают: гражданин Курилов Станислав Васильевич пропал без вести при невыясненных обстоятельствах. Сомнений в истинности побега теперь ни у кого нет.
12 лет спустя беглец дает интервью. Скромный, даже застенчивый человек с обезоруживающей улыбкой. Трудно поверить, но это он совершил один из самых отчаянных и дерзких побегов из СССР за всю его 70-летнюю историю. Прыжок с высоты 5-этажного дома в бушующий океан под вращающийся винт. Он оказался в ситуации, грозящей многочисленными смертельными опасностями. Не одной, а бесконечными смертельными опасностями. Трехдневное плавание в штормовом океане среди акул. Течения, волны, рифы... Три дня в открытом океане – это предельное испытание для психики обычного человека. Как правило, человек в этом случае просто сходит с ума.
– Было страшно?
– Страшно было, но не всегда, так как я был очень хорошо тренирован в плавании под водой и на воде.
Однако ни одна система тренировок не гарантирует безопасность человека, который решился на сумасшедший поступок. С точки зрения нормального человека, прыгнуть за борт корабля в океан – это самоубийство. И тем не менее Слава Курилов сумел выжить только благодаря серьезному опыту работы в воде и под водой. К этому прыжку он готовился всю свою жизнь.
Слава Курилов с раннего детства – страстный мечтатель. Несмотря на то, что его детство прошло практически в центре Евразийского континента – Семипалатинске, он почему-то мечтает о море. Он запоем читает приключенческие книги и воображает себя Робинзоном на тропическом острове. «Почему-то я море полюбил раньше, чем себя осознал».
В десять лет он объявляет всем мальчишкам на улице, что переплывет Иртыш. «Это глубокая судоходная река с множеством водоворотов и стремительным течением. Переплыть Иртыш никто из моих знакомых мальчишек или взрослых не пытался». У маленького Славы едва хватает сил выполнить обещание, но он это сделал! «С тех пор никто на улице не называл меня маменькиным сынком».
В отличие от других мальчишек, Слава Курилов от мечты о море быстро перешел к действию. В пятнадцать лет тайком от родных он едет из Семипалатинска в Ленинград, чтобы попасть юнгой на судно дальнего плавания. Без визы, без паспорта, без ленинградской прописки. Слава сразу же получает отказ, зато он впервые в жизни видит море и дает себе клятву к нему вернуться. «У меня есть истинный дом, в котором меня любят и ждут обратно, и путь в этот дом лежит через море. Но я сам должен найти этот путь и мне не будет покоя, пока я этот путь не найду». Это было ощущение подростка, но именно оно управляло всей его жизнью.
Не разрешили быть юнгой, значит он станет капитаном – сомнений в этом у Славы нет. Он решает поступать в мореходное училище, штудирует учебники по математике и физике. И тут его ждет новый удар: из-за близорукости Слава не может пройти медкомиссию. Кажется, судьба настойчиво раз за разом пытается увести его от моря, но сдаваться он не намерен. Им двигала роскошная мечта: посмотреть на весь мир, увидеть всё, о чем он читал в книгах – огромный океан, бушующие волны, тропические острова, Северный полюс...
Когда надежды связать свою жизнь с морем уже почти нет, он вдруг вспоминает: есть же еще факультет океанологии! И поступает в Ленинградский Гидрометеорологический институт. В студенческой аудитории Слава узнаёт о происхождении океанских ветров и течений, учится читать морскую навигационную карту. Уже очень скоро от того, как он применит эти знания, будет зависеть его жизнь.
На первом курсе института он увлекся йогой. Он занимался ей с такой интенсивностью, которая вряд ли была доступна кому-либо, кроме него. У него были счастливые дни, когда он занимался йогой 12 часов в день, у него были хорошие дни, когда он занимался йогой 6 часов в день, и были дни неудачные, когда он занимался йогой 2 часа в день... В ежедневных тренировках Слава закаляет организм и учится выдерживать самые разные испытания: голод, холод, жажду. К 1974 году он занимался йогой 12 лет. Итог многолетнего занятия йогой, помимо физического здоровья и выносливости, – еще и контроль над собственным сознанием. Уже очень скоро Слава узнает, что в открытом океане среди акул умение побеждать страх столь же необходимо, как умение хорошо плавать.
В 1968 году в Геленджике проводилось испытание подводной лаборатории «Черномор». Это многотонный подводный дом, который позволяет водолазам неделями жить под водой и выходить работать на морское дно. Как ведет себя организм в непривычных условиях и каковы пределы возможностей человека? – именно это пытались выяснить ученые в Геленджике. Среди испытателей «Черномора» был и молодой ленинградский океанолог Слава Курилов. «Они ныряли в этот дом и неделю должны были там отработать. Всё это время нельзя было выходить на поверхность. Слава был один из самых активных участников эксперимента. Он брал на себя самую трудную работу под водой: в темноте без солнечного света, в условиях повышенного давления, испытывал постоянные физические нагрузки...»
Семья, дети, карьера, зарплата – это всё есть у других, а он живет в какой-то параллельной реальности. Подобно Робинзону создает себе первобытные орудия труда, как бы не замечая, что вокруг цивилизованный мир. «Он с детства готовился путешествовать по планете и жить на необитаемых островах, и у него такие навыки были – довольно редкие в современном человеке. Он мог развести костер особым способом, мог построить шалаш очень просто и ловко. Он мог долго не есть и не пить, он мог вообще ничего не иметь, он мог спать на улице – он мог делать то, что не могли другие, но считал, что это нормально и не считал, что совершает героические поступки, поэтому никогда никому об этом не рассказывал».
Жак-Ив Кусто – исследователь морских глубин, был живой легендой для тех, кто влюблен в океан. Советский океанолог Слава Курилов мечтает о совместной работе с французским ученым. В 1970-ом, за четыре года до побега, его мечта, кажется, готова осуществиться. В этот год группа советских энтузиастов-подводников договаривается с командой Кусто о совместной работе в Средиземном море. Слава Курилов – активный участник проекта. Он готовит водолазную часть экспедиции. Однако в последний момент Курилов и его товарищи не получают выездных виз. Вся советская делегация остается дома. «У многих океанологов мечта обо всем мире была очень велика. И когда тебе вдруг говорят, что виза тебе открыта не будет и ты поедешь работать куда-нибудь в Нарьян-Мар, в Ростов или будешь плавать по мелководью Азовского моря, то после этого такая тоска наступает! Я думаю, что такая тоска у Славки была».
Он писал много писем в разные инстанции, чтобы его отпустили в кругосветное путешествие, о котором он всегда мечтал. Но ему говорили, что в Советском Союзе такие эксперименты не проводятся. Его тошнило от рабства. Он хотел вырваться за пределы «железного занавеса». Но все попытки уехать за границу упираются в железную формулировку партийных комитетов: «посещение капиталистических стран считаем нецелесообразным».
К 1974 году Слава был объявлен невыездным, и это для него было совершенно непереносимым, потому что он себя ощущал гражданином Вселенной. Он чувствовал себя как воробей в клетке. Но всегда знал, что настанет время, когда он будет путешествовать и в самых разных местах прикоснется к прекрасной планете, на которой живет. Ситуация требовала разрешения, поэтому назревал выход.
В 1974-ом Славе Курилову исполняется 38 лет. Дождливым ноябрьским вечером в газете «Вечерний Ленинград» он прочитал небольшое объявление о круизе из зимы в лето для всех желающих. Слава моментально понял: это был его шанс. «Это был круиз к экватору. На корабле было более 1200 туристов и следовал он без захода в иностранные порты. К экватору без остановок, а потом назад – такая приятная возможность позагорать в декабре».
Однако будущий беглец загорать не собирался. Он смог получить путевку, ведь лайнер не будет останавливаться в иностранных портах, а значит визы для пассажиров не нужны. Охранять их тоже не обязательно – куда пассажиры могут деться, если вокруг на много километров один океан? Представить себе, что кто-то решится прыгнуть с борта самого большого в СССР круизного лайнера – даже у опытных сотрудников госбезопасности на это попросту не хватает воображения.
Среди его друзей-акванавтов было много крепких парней, которые не уступали Славе в выносливости и силе. Но едва ли даже в ночных кошмарах они могли представить прыжок с борта океанского лайнера на полном ходу. «Советский Союз» больше чертверти века был самым большим пассажирским лайнером СССР: длина корабля – более двухсот метров, водоизмещение – свыше тридцати тысяч тонн. Однако в энциклопедиях о нем не писали, а лишь скупо публиковали фотографии в местной печати. Причина – в немецком происхождении судна. Его первоначальное имя – «Альберт Баллин». Корабль-гигант построен в Гамбурге в 1922-ом. В 1945-ом потоплен. После войны поднят со дна Балтийского моря и восстановлен на восточногерманской верфи. А в 1957-ом, уже под новым именем – «Советский Союз», прибыл в новый порт приписки – Владивосток.
Советских пассажиров поражает роскошь убранства лайнера – сияющий узорчатый паркет, бронзовые светильники, бассейн с подсветкой – настоящий плавучий дворец. Выбить загранпутевку на таком лайнере для обычного советского гражданина – большое везение. И это везение Славе Курилову сопутствует.
8 декабря 1974 года. Лайнер «Советский Союз» выходит из порта Владивосток. Слава Курилов мысленно прощается с Родиной. Впрочем окончательной уверенности в том, что он сумеет совершить побег, у него пока нет. «Я купил на него билет, чтобы посмотреть обстановку, где он близко проходит у берегов, чтобы следующий раз, может быть, подготовиться и этим рейсом уйти за границу». Будущий беглец не взял с собой в рейс ни карту Тихого океана, ни даже компас. «Я не планировал побег. Решение было принято в одну секунду».
Через три дня после выхода из зимнего Владивостока пассажиры уже разгуливают по палубе в одних плавках, загорают под южным Солнцем. Большинство из них подходит к борту с опаской, как к краю пропасти. А Слава, еще ничего толком не решивший, проводит у борта всё свободное время. Он часами вглядывается в линию горизонта, пытаясь увидеть землю.
11 декабря 1974 года. Лайнер «Советский Союз» полным ходом идет к экватору. Решение о побеге Слава Курилов всё еще не принял. От других туристов он узнал лишь приблизительный маршрут судна: из Владивостока на юг вдоль Корейского полуострова, мимо острова Тайвань и Филиппинских островов до экватора, а затем примерно тем же маршрутом обратно. «И только когда позади осталось Японское море, я увидел на борту карту с обозначением пути судна». На найденной им карте был отмечен не только маршрут судна. Рядом с линией пути стояли даты и даже корабельное время. Теперь Слава точно знает, когда лайнер будет проходить мимо того или иного острова. Он понимает, что ни в одном из следующих рейсов такого везения уже не будет. Если он действительно хочет прыгать, делать это надо сейчас.
«Я рассчитал, что смогу покинуть корабль только в двух точках, ведь прыгать с борта, чтобы остаться незамеченным, я мог лишь ночью. Первая точка – возле острова Сиаргао, вторая – возле южной оконечности острова Минданао». Слава знает, что Филиппины – зона влияния США, место размещения американских военных баз. Значит, если он доплывет до берега, обратно в СССР его не вернут – в разгаре Холодная война. Но знает он и то, что южные Филиппины в середине семидесятых – зона военного конфликта. Местные сепаратисты развернули масштабную партизанскую войну против правительственных войск. В джунглях Минданао слышна стрельба. Что может ждать на этом берегу русского беглеца? Но Слава Курилов из тех, кто ищет опасностей, а не избегает их.
12 декабря 1974 года. Карта с маршрутом у Славы в руках. Перебирая варианты побега, он понимает: лучшее место для прыжка – близ острова Сиаргао. Если капитан вдруг решит сократить путь, тогда лайнер подойдет к берегу совсем близко. Но ведь это Тихий океан, открытый всем ветрам. Как океанолог, Слава Курилов не может не знать: у острова его ждут огромные волны. Слишком велик риск утонуть, разбившись о рифы. «Когда мы проходили, как я думал, в десяти милях от острова Сиаргао на Филиппинах ночью во время шторма, я подумал, что это самая благоприятная обстановка уйти за борт». Перспективы быть съеденным акулами, утонуть на рифе, а в случае особого везения доплыть и попасть в плен к сепаратистам – только Слава Курилов мог назвать это благоприятной обстановкой.
Ночью 13 декабря 1974 года лайнер будет находиться вблизи филиппинского острова Сиаргао, это Слава Курилов знает благодаря найденной им на судне карте. Та же самая карта позволяет ему вычислить длину острова и среднюю скорость судна. Рассчеты показывают, что в запасе у него час. Час времени, в течение которого лайнер будет находиться как раз напротив острова. Конечно, остается возможность ошибки. Капитан может по каким-то причинам нарушить график. Если корабль опаздывает или наоборот спешит, то в назначенное время никакого острова рядом не будет. Разглядеть в кромешной тьме его не получится, придется прыгать вслепую. Еще раз взвесив все за и против, Слава Курилов принимает решение: прыгать.
«Этот день, тринадцатое декабря, был одним из самых незабываемых дней в моей жизни. Я не вышел на завтрак. На обеде я присутствовал, но ничего не ел – желудок должен быть совершенно пуст перед длительным заплывом, я знал это по опыту. Утром я проделал очистительные упражнения йоги – выпил два литра воды и пропустил ее через кишечник, минуя мочевой пузырь, а также несколько других, довольно сложных промывок вместе с дыхательными упражнениями. Обычно я никогда не ел перед водолазными погружениями – даже с небольшим количеством пищи в желудке становилось трудно дышать».
На судне были охранники, но они особо не усердствовали, потому что с корабля в принципе некуда было деться, поэтому Слава дождался, когда охранник отошел покурить и пробрался на корму. «Никто меня не заметил. Пассажиры танцевали. Каждый вечер они танцевали».
Прыгать – это было практически суицидальным решением. Но он, всё-таки, прыгнул. «Прежде всего я постарался прыгнуть так, чтобы оказаться как можно дальше от винта. Всплыв на поверхность, я повернул голову и… замер от страха. Возле меня, на расстоянии вытянутой руки – громадный корпус лайнера и его гигантский вращающийся винт! Я делаю отчаянное усилие, пытаясь отплыть в сторону и увязаю в плотной массе стоячей воды, намертво сцепленной с винтом. Винт кажется мне одушевленным. Меня крепко держат его невидимые руки. Внезапно что-то швыряет меня в сторону, и я стремильно лечу в разверзшуюся пропасть».
В воде он прижимает к груди сумку-авоську с плавательным снаряжением. «У меня была трубка, маска, ласты и всё. Я проверил снаряжение, и когда уже был готов плыть, то огляделся по сторонам и понял, что у меня нет никаких ориентиров, кроме огней уходящего судна». Первое время Слава Курилов плывет, ориентируясь по огням лайнера. Остров находится на западе, судно идет на юг, значит огни корабля должны быть слева. Но очень скоро огни исчезают. Небо затянуто облаками, а компаса у беглеца нет. «Я остался совершенно один, безо всяких ориентиров, в ночном штормовом океане. Вскоре тучи повисли над самой моей головой и пошел сильный дождь».
Облака затянули небо и вокруг нет ни одного огонька. Тогда Славу впервые охватывает страх. «Когда, наконец, я понял, что у меня больше нет никаких ориентиров, я остановился и решил подождать до утра. Мне казалось, что еще даже полночь не наступила, а у меня нет никакой надежды найти дорогу в этом страшном ночном океане. Держаться на одном месте значило тоже терять силы. За ночь течение отнесет меня так, что расстояние до острова намного увеличится. Страх начал душить меня. Дыхание стало учащенным, и я почувствовал, что задыхаюсь. В этот момент у меня мелькнула мысль, что мое положение еще совсем не безнадежно, и я просто убиваю себя сам. Я собрал всю свою волю и «взглянул в лицо страху». Этому приему я научился давно. Это очень простой прием, когда его вполне освоишь. Если «отведешь глаза» на мгновение, страх снова набрасывается с прежней силой. Нужно удерживать концентрацию некоторое время и целиком погасить его волны.
Страх постепенно проходил. Я почувствовал, что снова могу дышать равномерно и глубоко.
В моем положении ничего больше не оставалось, как дожидаться утра, просто держась на поверхности. Я понял, что не смогу найти дорогу без звезд».
Едва только на небе появляются звезды, Слава снова может плыть. Карту звездного неба он знал достаточно хорошо. Главное потрясение беглеца ждет наутро: на рассвете он всматривается в океанскую даль – и никакого острова на горизонте нет! Пока еще Слава Курилов не знает, что всего ему предстоит провести в океане два дня и три ночи. Без еды, без воды и без сна. И только чудом на этом пути он сможет уцелеть.
Судя по всему, Слава Курилов не мог жить без приключений. Были в его жизни и другие опасные эпизоды.
«Дважды в жизни я, заблудившись, оказывался безнадежно далеко от человеческого жилья, практически без шансов найти дорогу, и оба раза мое спасение было похоже на чудо.
Первый раз это случилось, когда по делам, связанным с моей работой, я шел через северную тундру за шестьдесят километров в поселок Дальние Зеленцы, расположенный на берегу Баренцева моря. Рейсовый пароход до поселка только что ушел, ближайший ожидался лишь через неделю. В тундре я оказался впервые, и решил идти пешком, чтобы всё увидеть и узнать самому. Местный житель, у которого я спросил дорогу, оглядев мою легкую одежду и летние туфли, сказал решительно: «Возвращайся, парень, и жди парохода – заблудишься. Туда только один путь – морем». Я с трудом выудил у него какие-то сведения и отправился пешком. Уже через несколько часов я, конечно, заблудился. Больше суток я шел по дикой местности и не мог остановиться хотя бы на час – тут же заедали комары. Меня окружали огромные безлюдные пространства, покрытые лесами и болотами. Ни малейшего представления о том, какого направления держаться, у меня не было. Я шел вперед, взбирался на вершины холмов, обходил бесчисленные озера и болота и пристально вглядывался в горизонт, надеясь увидеть море – спасительное Баренцево море, на берегу которого должен был находиться мой поселок. По дороге мне встретилась крупная собака-овчарка. Я стал подзывать ее, надеясь, что она приведет меня к человеческому жилью или пастуху, но собака как-то странно посмотрела на меня и отправилась дальше. Я сначала удивился, а потом подумал, может, это волк? А я к нему пристаю…
Наконец, далеко на горизонте я увидел бледно-голубую полоску, которая то появлялась, то исчезала. Она была видна сначала только с самых высоких холмов, и мне пришлось еще долго идти, чтобы убедиться, что это и вправду море.
В тундре стоял полярный день, солнце светило не заходя, и я уже не знал, день сейчас или ночь и сколько времени я иду.
С трудом пробираясь по низине, я чуть не вплотную столкнулся со стадом северных оленей. Я видел их раньше только в зоопарках и не знал теперь, опасаться мне их или нет. Стадо нестройно задвигалось и тут же перестроилось в боевой порядок: в центре его оказался молодняк, его окружили оленихи-матки, а снаружи, охраняя их, эллипсом выстроились самцы-олени. Наклонив головы к земле, они медленно двинулись ко мне. Обойти их я никак не мог и начал отступать, пятясь, затаив дыхание. Так, не увеличивая и не уменьшая расстояния, мы двигались некоторое время. Потом, к моему облегчению, вожаки остановились, постояли немного и вернулись к стаду. На этом мои злоключения не кончились. Я забрел по колено в болото и, осторожно переставляя ноги, пытался нащупать под ногой твердую кочку – и вдруг услышал окрик: «Руки вверх! Документы!» Слева в камышах появились две зеленые пограничные фуражки. Я был так удивлен, что не мог удержаться от идиотского вопроса: «А что вы тут делаете?» До ближайшей границы отсюда, по моим понятиям, было не менее тысячи километров. «Не разговаривать! Документы!» Пограничники были изумлены еще больше, чем я, когда у меня оказался специальный пропуск в эти дикие безлюдные места, выданный властями. Они недоверчиво показали мне направление через болота и озера и еще долго оторопело смотрели вслед.
Когда я, наконец, на следующие сутки входил в Дальние Зеленцы, его жители разглядывали меня так, будто я был инопланетянином. Позже от приютившего меня местного охотника я узнал, каких страшных опасностей избежал, даже не подозревая о них. Оказалось, что я был первым человеком, добравшимся до поселка через тундру.
Второй раз я заблудился зимой на льду озера Байкал, выйдя ненадолго размяться из танка-вездехода, где мы, участники гидрологической экспедиции, сидели, ожидая, пока замерзнет большая трещина-полынья. Километрах в трех-четырех виднелся высокий скалистый берег, покрытый голубым льдом, такой красивый, что мне захотелось рассмотреть его поближе. Я не заметил, как наш танк превратился в черную точку. Внезапно задул ветер, и началась метель. Берег скрылся из виду, я не видел ничего в нескольких метрах. Двухметровой толщины лед подо мной был гладким и прозрачным, на нем не оставалось следов. Чтобы не заблудиться и не замерзнуть, я кружил на одном месте и ждал, пока меня хватятся и начнут искать. Я старался расслышать в шуме метели какие-нибудь сигналы с танка, но ничего не мог разобрать. Гулко трескался лед, многократное эхо прокатывалось, казалось, и снизу, и сверху, и со всех сторон. Среди этих сухих ружейных щелчков и оглушительных пушечных выстрелов были слышны иные, странные, живые звуки, как бы тяжелое уханье, надрывные стоны и протяжный вой. Казалось, что подо льдом ворочались, вздыхали, топали и выли огромные доисторические чудовища. Не успев замереть, эти звуки снова нарастали с наводящей ужас силой. Я начал понимать, как невелики мои шансы на спасение. Никто никогда не отходил так далеко от танка во время экспедиции – все наши сотрудники были местными и хорошо знали, на что способна байкальская погода. Никакой договоренности на этот случай у нас не было, и в ближайшие часы мне, скорее всего, оставалось рассчитывать только на свои силы. С собой у меня было два ножа, чтобы передвигаться при сильном ветре. Я захватил их на всякий случай, наслышавшись историй о том, как путников уносило ветром по гладкому, как каток, льду на десятки километров.
Спасло меня чудо, другими словами это не назовешь: метель вдруг разомкнулась узким прямым коридором, ведущим к едва видимой точке-танку. Не веря своим глазам, я быстро пошел по образовавшемуся проходу и вскоре услышал шум работающего двигателя».
К вечеру первого дня плавания беглец уже отчетливо видит землю. Долгие тренировки по системе йоги дают о себе знать – после суток, проведенных в воде, у Славы Курилова отличное самочувствие. Его не мучают ни голод, ни жажда. «Я был готов к этому. У меня был опыт голодания в течение 36 дней, я мог обходиться без воды неделю, так что голод и жажда меня не беспокоили. Пожалуй, самым сложным во время моего плавания было обходиться без сна».
Прямо под ним 10-километровая филиппинская впадина, одна из самых глубоких в мировом океане. И это опытного пловца ничуть не смущает. Еще более удивительно, что его не пугают акулы, которыми кишат эти воды. «Он рассказывал, что к нему подплывали акулы, а я, говорит, лежу на спине и представляю себя рыбкой, которая здесь живет в этой воде, такая обычная рыбка, заурядная, ну не вкусная совершенно, неаппетитная рыбка, и совершенно явно, что меня есть не надо, и акула не получит никакого кайфа, если меня съест». «Я очень много читал об акулах и встречал акул во время подводных погружений и раньше в Черном море. Там они маленькие. В общем, я знал, как себя с ними вести. Вы должны быть очень спокойны. Надо вести себя так, будто океан – ваша привычная среда, и акулы чувствуют, что вы не чужой, а живете здесь так же, как и они».
В океане Слава Курилов настолько в своей стихии, что успевает насладиться видом роскошного заката. Плыть ему остается, как он полагает, всего несколько часов. «Океан дышал, как живое, родное, доброе существо. Его равномерное теплое дыхание было густо насыщено ароматными запахами. Вода касалась кожи незаметно, ласково, было даже как-то уютно. Если бы не сознание того, что я человек и должен куда-то плыть, я был бы, наверно, почти счастлив».
Однако океан напоманает, что таит в себе много опасностей. «Сильный ожог рук, шеи и груди заставил меня вздрогнуть от боли. Невдалеке от себя я увидел какие-то странные светящиеся палочки. Они торчали под углом и постепенно приближались. На всякий случай я отплыл в сторону – в моей ситуации мне было не до научных исследований. Светящиеся палочки проплыли метрах в пяти. Как я узнал позже, это было скопление медуз-физалий. Их щупальца достигают пятнадцати метров и вызывают сильнейшие ожоги, лихорадку и даже паралич. Мне сильно повезло, что я не попал в их объятья».
Когда наступил второй день плаванья, беглец обнаружил, что он удаляется от острова, а не приближается к нему. Славу Курилова сносит на юг течением, бороться с которым у него уже нет сил. «Когда я подошел уже довольно близко к острову, течение начало меня сносить, и вскоре я уже снова видел вокруг один океан. В этот момент я потерял надежду...».
«Океанические течения обычно огибают остров, а не выкидывают тебя на него. Вот ты вроде бы идешь к острову и уже подошел к нему, как течение тут же начинает обходить этот остров и тебя выносит за него. И всё. У тебя больше не хватит сил вернуться обратно. И Слава, как океанолог, прекрасно знал, что происходит с течением, огибающим остров».
На исходе вторых суток Слава Курилов плывет уже только подчиняясь инстинкту выживания. Земля давно скрылась из вида, вокруг сплошной океан. «Ноги перестали мне повиноваться и беспомощно повисли – я двигал тело только руками. Было такое ощущение, что ноги совсем отсутствуют, и лишь дотронувшись до них, я мог убедиться, что они на месте. Когда ноги снова появлялись, я пытался включить их в работу, но они исчезали всё чаще. Сильно горели обожженные солнцем лицо, шея и грудь. Меня лихорадило и всё больше клонило ко сну. Временами я надолго терял сознание. Боясь сбить дыхание, я опустил маску и взял в рот загубник. Оказалось, что можно довольно долго висеть в воде, не боясь захлебнуться, нужно только держать трубку под определенным углом. Я чувствовал какое-то отупение и стал мерзнуть. Наконец, ноги совсем отказались служить мне и безжизненно повисли. Легкие, однако, по-прежнему работали ритмично, как и в начале пути – сказались долгие тренировки в дыхании по системе йоги. Я бы мог еще долго работать руками, но сознание стало исчезать всё чаще.
Началось что-то похожее на галлюцинации: стоило сознанию задержаться на мимолетных мыслях и образах, как они тут же обретали осязаемые формы. Я видел старинные корабли, финикийские галеры, каравеллы Колумба, клипера, идущие на всех парусах; ко мне подплывали шлюпки с людьми – я ясно видел их лица, они разговаривали со мной и проплывали дальше».
Разум пловца время от времени отключается. Он всё больше времени проводит в забытьи. Из этого состояния его выводит смертельная опасность – внезапно нависшая гигантская волна. Такие волны поднимаются на рифах – верное свидетельство того, что земля где-то рядом. «Внезапно я услышал глухой рокот справа от себя, повернул голову и понял: «Это конец». Гигантская гора отчетливо высилась метрах в двадцати и медленно двигалась прямо на меня. Я никогда в жизни не видел таких огромных волн – мне казалось, что она даже чуть-чуть касается неба. Однако волна не обрушилась на меня, как я невольно ожидал. Какая-то неумолимая сила потащила меня наверх по ее не очень крутому склону, прямо к самому подножью падающего гребня. Я инстинктивно схватился за маску с трубкой и успел сделать глубокий вдох. Гребень стал рушиться на меня, а затем меня затянуло под него. Какое-то мгновение я находился прямо под ним, в завитке волны, как в пещере. Потом мое тело оказалось в бушующем потоке воды – внутренние силы волны извивали меня винтом, переворачивали много раз через голову, крутили во все стороны, пока не ослабли.
Я стал всплывать на поверхность, совершенно не представляя, как глубоко под водой я мог оказаться. Я успел лишь отметить про себя, что меня не ударило о риф и моя маска с трубкой со мной, пошевелил ногами – ласты тоже были на месте.
У меня хватило дыхания добраться до поверхности, хотя, по моим ощущениям, я всплывал довольно долго. Я стал жадно глотать свежий воздух и, наконец, понемногу отдышался. В эту минуту я увидел, как недалеко от меня в ореоле голубоватого сияния поднимается новая волна. Я делал глубокие вдохи и выдохи, стараясь накопить побольше кислорода в легких. На этот раз она казалась мне гигантской коброй, которая, изогнув шею, готовилась броситься на меня. В следующее мгновенье я был проглочен ею. У меня едва хватило дыхания дотянуть до поверхности – я дышал уже безо всякой предосторожности, как утопающий.
Прошло еще несколько волн, и я был погребен под каждой из них. Увидев, как новая волна приближается из темноты, я понял, что она будет для меня последней. Я простился с жизнью и в эту минуту вспомнил, как мне удавалось удерживаться на гребнях больших волн, купаясь в Черном море. Правда, то были просто волны-карлики по сравнению с теми, что мне пришлось увидеть сейчас. Так же, как тогда, я быстро развернулся спиной к волне, и на этот раз она подхватила меня и понесла в падающем гребне с огромной скоростью сначала далеко вперед, а когда отхлынула обратно, назад. Я легко выбрался на поверхность и поплыл, не теряя времени, вместе с движением волн. Я надеялся, что где-то там, за рифами, должна быть лагуна. Мне казалось, что следующая волна долго не появляется, но потом я ее увидел. Это была уже не гора, а просто очень большая волна с крутым падающим гребнем. Я быстро принял горизонтальное положение на ее гребне, и она понесла меня далеко вперед, держа почти на поверхности воды, так что мне было уже довольно легко отдышаться и приготовиться к следующей. Теперь я всё время плыл по направлению движения волн, они осторожно подхватывали меня на свои шумные гребни и уносили вперед, всё дальше от гигантских волн с внешней стороны рифа.
Вдруг я почувствовал под ногами что-то твердое. Не успел я понять, что это было, как крупная волна пронесла меня еще на какое-то расстояние, и я оказался стоящим в воде по пояс. Я сделал несколько неуверенных шагов, отдышался и огляделся. Вокруг меня – безбрежный океан, только беспорядочное движение потоков воды, пены и фосфоресцирующих брызг.
Когда новая волна отнесла меня еще на несколько метров, глубина оказалась чуть выше колена.
Очередная волна смыла меня, и я оказался на плаву. Когда она отхлынула, я попытался встать на ноги, но дна нащупать не смог. Это значило, что меня вынесло в лагуну, а риф остался позади. Стало непривычно тихо, глухой рокот океана слышался где-то за спиной. Казалось, что я очутился в спокойной бухте. Я решил вернуться на риф и отдохнуть. Нащупав отвесную стену, я попытался взобраться на ее край, но тут же большая волна отбросила меня назад. Много раз я пытался встать на ноги на краю рифа, но волны сбрасывали меня обратно, и я начал уставать. Гораздо легче было держаться на поверхности в тихой лагуне, чем бороться с волнами на краю рифа.
Я снова огляделся. Кромешная тьма. Кругом – ничего. «В центре лагуны обязательно должен быть остров, это знает любой школьник из уроков географии», – думал я.
Уже больше часа я плыл в лагуне. Было как-то непривычно двигаться среди этой внезапной тишины, на поверхности гладкой, как озеро. Я снова вспомнил об акулах. Первым делом я осмотрел все непокрытые одеждой участки тела. Боли нигде не чувствовалось, но я знал по опыту, что в воде даже глубокая рана не вызывает болезненных ощущений. Свечение планктона позволяло мне отчетливо различать поверхность кожи до тонких волосков на руках и ногах. Я заметил кровь на разбитых коленях и перевязал их шейным платком. Я ободрал их, наверное, на рифе, когда много раз карабкался в воде на его острые коралловые уступы. В лагуне могло быть больше акул, чем с наветренной стороны, и еще неизвестно, как долго придется плыть к острову. Кровь привлекает даже те виды акул, которые обычно не нападают на человека. В эти минуты я боялся акул больше всего на свете. «Если акулы сожрут меня именно сейчас, – я вздрогнул от этой мысли, – будет просто обидно!»
Сознание снова стало покидать меня. Дышать я уже почти не мог и только хрипел. В последний раз я попытался нащупать ногой дно… и вдруг, не веря себе, почувствовал под ногой твердую опору. Я стоял по грудь в воде и не мог поверить, что это не сон…
Потом Слава Курилов узнает, что то же самое течение, которое пронесло его мимо острова и не дало ему приблизиться к берегу, через несколько часов вынесло его на берег.
15 декабря 1974 года. Остров Сиаргао. Местные рыбаки видят на ночном берегу странное светящееся существо. Туземцы в ужасе замирают. Им кажется, что это инопланетянин или посланец с того света. «Это был месный рыбак с детьми. Они ужасно меня испугались, потому что я весь светился. Всё мое тело покрывал фосфоресцирующий планктон. Я в буквальном смысле мог использовать собственную руку как фонарик. Немного позже я узнал причину такого боязливого недоверия. Оказывается, неподалеку от места, где мы встретились, было кладбище, и эти люди поначалу приняли меня за привидение.
Девочка лет двенадцати спросила меня по-английски и по-испански, кто я и откуда. Я немного говорил по-английски, и мы вполне смогли объясниться. Посыпались бесчисленные вопросы. Почему-то они решили, что в океане произошло кораблекрушение и я единственный, кто остался в живых. Меня всё время спрашивали: «А где же остальные?» Я пытался объяснить, что корабль цел и невредим, никакого кораблекрушения не было и что я один прыгнул в море.
Они никак не могли этого понять. Тут же последовал невинный, а в сущности, глубоко философский вопрос: «А зачем?»
Мне стало смешно, когда я увидел себя со стороны. Что я мог им ответить? Действительно – зачем? Это было, как если бы меня спросили – зачем я живу на свете?..
Другой вопрос: «Почему тебя не тронули акулы?» – тоже поставил меня в тупик. Пришлось показать амулет и сказать, что он охраняет от акул. Мне тут же поверили, но посыпались еще более сложные вопросы».
В то время, когда Слава уже подплывал к берегу, пропажу пассажира, наконец, заметили на лайнере. Корабль возвращается назад и пытается найти случайно упавшего в воду туриста. Экипаж пока еще не знает, что это побег. И только когда о Славе Курилове сообщит «Голос Америки», за дело возьмется КГБ. Славу Курилова осудят по статье «измена Родине» и приговорят к десяти годам тюрьмы заочно. Его родного брата Валентина, штурмана дальнего плавания, уволят с работы без объяснения причин. Были проблемы практически у всех, кто хоть как-то был причастен к этому событию. Буквально до каких-то случайных людей – вплоть до кассирши, продавшей ему билет – и на нее гонения были. Слава Курилов узнает всё это намного позже.
Первую неделю после побега он проводит в филиппинской тюрьме. Его направили на принудительные работы – копать канавы в глине. Затем эмиграция в Канаду. Вместо паспорта у Славы Курилова официальная бумага самого фантастического содержания, выданная на Филиппинах. Пожалуй, это был единственный документ, которым он по-настоящему гордился. Бумага гласила, что его зовут Станислав Курилов, такого-то года рождения, что он бежал с русского лайнера... С подписью и печатью. Когда Слава с этим сертификатом оказался в Канаде, над ним долго смеялись в Министерстве Внутренних дел: «А, это тот самый светящийся беглец, которого рыбаки нашли на берегу?».
После этого фантастического побега Слава Курилов наконец-таки исполнил свою давнюю мечту – он объездил весь мир, участвовал, как океанограф, в десятках экспедиций. Достиг Северного полюса. Написал книгу «Один в океане». Словом, жил той самой жизнью, о которой грезил с детства. Но мыслями снова и снова возвращался назад, к своему побегу. Эти три дня были для него самыми главными, это была ось его жизни, которую он постоянно пытался осмыслить.
|
