РОЖДЕНИЕ ТРАГЕДИИ,
или эллинство и пессимизм
1. Христианство с самого начала, по существу и в основе было отвращением к жизни, которое только маскировалось и наряжалось верою в «другую» и «лучшую» жизнь
2. По христианству жизнь должна ощущаться как нечто недостойное желания
3. Наука, гонимая вперед мощной мечтой, спешит неудержимо к своим границам – здесь-то и терпит крушение ее, скрытый в существе логики, оптимизм. Ибо окружность [граница между знанием и незнанием] может иметь бесконечно много точек, и в то время, когда совершенно еще нельзя предвидеть, как ее круг мог бы быть измерен, благородный и одаренный человек неизбежно наталкивается на такие пограничные точки окружности и с них вперяет взор в неуяснимое. Когда он здесь, к ужасу своему, видит, что логика у этих границ свертывается в кольцо и в конце концов впивается в свой собственный хвост, тогда прорывается новая форма познания – трагическое познание, которое, чтобы быть выносимым, нуждается в целебном средстве искусства
4. Радость познавания исцеляет вечную рану существования
5. Миф – необходимая предпосылка всякой религии
6. Нельзя при помощи закона причинности проникнуть в сущность вещей. Огромному мужеству Канта и Шопенгауэра удалось одержать труднейшую победу над скрыто лежащем в существе логики оптимизмом
7. Этим прозрением Канта и Шопенгауэра положено начало трагической культуры; ее важнейший признак – то, что на место науки, как высшей цели, продвинулась мудрость, которая не обманывалась и не поддавалась соблазну уклониться в область отдельных наук, неуклонно обращает свой взор на общую картину мира и в ней, путем сочувствия и любви, стремится охватить вечное страдание как собственное страдание
8. Культура, построенная на принципе науки, должна погибнуть, как только она начнет становиться нелогичной, т.е. бежать от своих собственных последствий
О ПОЛЬЗЕ И ВРЕДЕ ИСТОРИИ ДЛЯ ЖИЗНИ
1. Между людьми, которые хотят прежде всего одного: жить, во что бы то ни стало, происходит упорное состязание в беге с факелами, которым только и может жить дальше великое
2. Современному человеку изучение истории может быть полезным тем, что он поймет, что то великое, что существовало, во всяком случае, хоть раз возможно и что поэтому оно может стать возможным когда-нибудь еще раз; он совершает свой путь с большим мужеством, ибо теперь сомнения в осуществимости его желаний, овладевающие им в минуты слабости, лишаются всякой почвы. Предположим, что кто-нибудь поверил, что для основательного искоренения какого-либо фактора в обществе страны достаточно ста продуктивных, воспитанных в новом духе и деятельных людей. Как сильно может ободрить его тот факт, что культура эпохи Возрождения была вынесена на плечах такой же сотни умов
3. Были эпохи, которые не могли провести границу между монументальным прошлым и мифического характера фикцией; ибо как из одного, так и из другого могут быть извлечены одинаковые стимулы
4. Всякое прошлое достойно того, чтобы быть осужденным – ибо таковы уж все человеческие дела: всегда в них мощно сказывались человеческая сила и человеческая слабость
5. Знание, поглощаемое в избытке не ради утоления голода и даже сверх потребности, перестает действовать в качестве мотива, побуждающего появиться вовне, и остается скрытым в недрах некоего хаотического внутреннего мира, который современный человек со странной гордостью считает свойственной ему «духовностью»
6. Мы, современные, ничего не имеем своего; только благодаря тому, что мы нагружаем и перегружаем себя чужими эпохами, нравами, искусствами, философскими учениями, религиями, знаниями, мы становимся чем-то достойным внимания
7. Содержание, которое не проявляется ни в чем вовне, может при случае совершенно улетучиться, а снаружи не будет заметно его отсутствие, как не было заметно раньше его присутствие
8. Внутренняя содержательность слаба и неупорядочена, если она не может вылиться в определенную форму
9. Внутренний мир может отличаться в высокой степени тонкой восприимчивостью, серьезностью, глубиной, искренностью, добротой, но как целое он может быть слабым, ибо все эти отдельные прекрасные волокна не сплетаются в один мощный узел. Поэтому видимое внешнее действие не может считаться проявлением и откровением целого внутреннего мира, а только слабой попыткой одного волокна выдать себя за целое
10. Индивид притаился в своем внутреннем мире: снаружи его вообще не заметно
11. Историю могут вынести только сильные личности, слабых же она совершенно подавляет
12. Сократ считал болезнью, близкой к помешательству, уверенность человека в обладании такой добродетелью, которой у него в действительности нет. Такая иллюзия опаснее, чем приписывание себе мнимых недостатков и пороков
13. Добродетель справедливости встречается очень редко, еще реже признаётся и почти всегда возбуждает смертельную ненависть к себе, между тем как толпа мнимых добродетелей всегда совершала свое шествие, окруженная почтением и блеском
14. Творить суд может только превосходящая сила
15. Каждый человек настолько тщеславен, насколько ему не хватает ума
16. Равное всегда познается равным
17. Не верьте историческому труду, если он не является продуктом редчайших умов
18. Качество ума можно определить по высказываниям каких-либо общих положений
19. Только тот, кто строит будущее, имеет право быть судьей прошлого
20. Сотня воспитанных не в духе времени, т.е. достигших зрелости и привычных к героическому людей может заставить замолчать навеки всё крикливое лжеобразование нашей эпохи
21. Массы представляются мне достойными внимания только в трех отношениях: прежде всего как плохие копии великих людей, затем как противодействие великим людям и, наконец, как орудие великих людей. В остальном же побери их черт и статистика!
22. Если грубой массе пришлась по душе какая-либо идея, например, религиозная идея, если она упорно защищала ее и в течение веков цепко за нее держалась, то следует ли отсюда, что творец этой идеи только в силу этого должен считаться великим человеком?
23. Благопристойнейшее и высочайшее совершенно не действует на массы
24. Между Христосом и историческим успехом христианства лежит весьма земной и темный слой страстей, ошибок, жажды власти, т.е. тот слой, от которого христианство получило земной привкус
25. Величие не должно зависеть от успеха; и Демосфен завоевал величие, хотя он и не имел успеха
26. Наиболее чистые и искренние из последователей христианства всегда относились скептически к его светским успехам
27. Выражаясь по-христиански: владыкой мира и вершителем успеха и прогресса является дьявол; он есть истинная сила всех истинных сил и так будет, в сущности, всегда
28. Рычагом исторических движений всегда служил эгоизм отдельных лиц, групп или масс
29. На долю государства выпадает особая миссия: оно должно стать покровителем всех разумных эгоизмов для того, чтобы оградить их при помощи своей военной и полицейской силы от ужасных взрывов неразумного эгоизма
30. Поверхностные прогулки по владениям истории недостаточны для того, чтобы перенять у прошлых времен их жизненные итоги
ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ, СЛИШКОМ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ
(книга для свободных умов)
1. Нельзя ли перевернуть все ценности? И, может быть, добро есть зло? А Бог – выдумка и ухищрения дьявола? И, может быть, в последней своей основе всё ложно? И если мы обмануты, то не мы ли, в силу того же самого, и обманщики?
2. «Свободный ум» – это холодное понятие дает радость в таком состоянии, оно почти греет. Живешь уже вне оков любви и ненависти, вне «да» и «нет». Свободного ума касаются теперь другие вещи, и как много вещей, которые его уже не заботят
3. Еще шаг дальше в выздоровлении – и свободный ум снова приближается к жизни, правда, медленно, почти против воли, почти с недоверием. Он чувствует себя, как будто теперь у него впервые открылись глаза для близкого. В изумлении он останавливается: где же он был доселе? Все вещи кажутся ему преображенными. Какой волшебный вид они приобрели! Благодарный он оглядывается назад – благодарный своим птичьим полетом в холодные высоты. Как хорошо, что он не оставался «дома», «у себя». Он бы «вне себя»
4. Потребность должна быть либо удовлетворена, либо устранена
5. Заблуждение сделало человека столь изобретательным, что он вырастил такие цветы, как религии и искусства
6. Вся человеческая жизнь глубоко погружена в неправду
7. Кто открыл бы сущность мира, тот причинил бы нам всем самое неприятное разочарование. Не мир как вещь в себе, а мир как представление (или заблуждение) столь значителен, глубок, чудесен и несет в своем лоне счастье и несчастье
8. Ценность жизни для обыкновенного человека основана исключительно на том, что он придает себе большее значение, чем всему миру
9. Человечество в целом не имеет никаких целей
10. Человек, с которого спали обычные цепи жизни, что он продолжает жить лишь для того, чтобы всё лучше познавать, – такой человек должен уметь без зависти и досады отказываться от многого, что имеет цену для других людей. Его должно удовлетворять, как самое желанное состояние, такое парение над людьми, обычаями, законами и привычными оценками
11. Слишком серьезные люди и народы имеют потребность в легкомысленных вещах
12. Страх в нас должен быть обманут; мораль есть вынужденная ложь, без которой он растерзал бы нас
13. Без заблуждений, которые лежат в основе моральных допущений, человек остался бы зверем
14. Предпочитать низкое благо более ценимому, например, чувственное наслаждение здоровью, считается безнравственным, как и предпочитать благополучие свободе
15. Люди за себя столь же мало ответственны, как кусок гранита за то, что он гранит. Никто не ответственен за свои дела, никто не ответственен за свое существо. Судить – значит быть несправедливым, даже когда личность судит сама себя
16. Кто в состоянии оплачивать добром за добро и злом за зло, тот называется хорошим. Кто бессилен и не может совершать возмездия, признаётся дурным. В качестве хорошего принадлежишь к общине хороших, члены которой связаны между собой инстинктом возмездия. В качестве дурного принадлежишь к «дурным», к толпе бессильных людей. Хорошие – суть каста, дурные – масса, подобная пыли. Добро и зло означает в течение известного времени то же, что знатность и ничтожность, господин и раб
17. Бывают случаи, когда сострадание бывает сильнее страдания. Мы ощущаем, например, более болезненно, когда кто-либо из наших друзей провинится в чем-нибудь позорном, чем когда это случается с нами самими
18. В мире находится гораздо больше счастья, чем это видят мутные глаза
19. Ларошфуко, несомненно, прав в том, что он предостерегает всех, имеющих разум, от сострадания и советует предоставить его людям из народа, которые не руководствуются разумом и которых поэтому только страсть может заставить помогать страждущему и энергично бороться с несчастьем; тогда как сострадание, по мнению его (и Платона), обессиливает душу. Конечно, следует обнаруживать сострадание, но остерегаться иметь его, ибо несчастные так глупы, что для них знаки сострадания составляют величайшие блага в мире
20. Жажда вызывать сострадание есть жажда наслаждения самим собою и притом за счет ближних; она обнаруживает человека во всей бесцеремонности его собственного милого я, а отнюдь не в глупости, как полагает Ларошфуко
21. В светских беседах три четверти всех вопросов и ответов направлены на то, чтобы причинить собеседнику маленькую боль; поэтому так много людей жаждут общества: оно дает им сознание их силы. Но много ли людей найдется, которые будут иметь честность сознаться, что причинять боль доставляет удовольствие?
22. Кто не хочет от вещей ничего, кроме их познания, тот легко приобретает душевный покой. Его единственная, вполне владеющая им цель – всегда как можно лучше познавать – сделает его холодным и смягчит всю дикость его задатков. Он освободится от множества мучительных представлений, он уже ничего не ощущает при словах «наказание ада», «греховность», он узнаёт в них лишь туманные тени ложных миро- и жизнепониманий
23. Можно обещать действия, но никак не чувства. Кто обещает кому-либо всегда любить его, тот обещает нечто, что не находится в его власти
24. В одной партии был человек, слишком робкий и трусливый, чтобы когда-либо противоречить своим товарищам. Его использовали для всяких услуг, от него добивались всего, потому что дурного мнения своих товарищей он боялся больше, чем смерти. То была жалкая, слабая душа. Они поняли это и сделали из него героя и под конец даже мученика. Хотя трусливый человек внутренне всегда говорил «нет», он устами всегда говорил «да», даже на эшафоте, когда умирал за воззрения своей партии, ибо рядом стоял один из его старых товарищей, который взором и словом так тиранизировал его, что он действительно весьма достойно встретил смерть и с тех пор чествуется как мученик и великий характер
25. Стремление старца посредством боязливого совещания с врачами и мучительнейшего образа жизни влачить существование изо дня в день, не имея силы приблизиться к подлинной цели жизни, заслуживает гораздо меньшего уважения, чем самоубийство. Религии богаты всякими уловками против требования самоубийства; этим они вкрадываются в доверие тех, кто влюблен в жизнь
26. Когда богатый отнимает собственность бедного, то в сознании бедного возникает ошибка; он полагает, что его обидчик совершенный изверг, раз отнимает у него последнее. Но богатый ощущает ценность отнимаемого блага не так сильно. Оба имеют ложное представление друг о друге. Несправедливость могущественных совсем не так велика, как кажется. Уже унаследованное чувство, что они есть высшие существа, делает их более холодными и оставляет их совесть спокойной. Ведь мы не ощущаем несправедливости, когда убиваем комара. Отдельный человек часто устраняется великими людьми как насекомое
27. Обычай – есть совмещение приятного с полезным и вдобавок не требует размышления
28. Не судите. Нужно остерегаться, чтобы при изучении прошедших эпох не впасть в несправедливую брань. Несправедливость рабства, жестокость в подчинении личностей и народов нельзя измерять нашей мерой
29. Инквизиция со своей точки зрения была права
30. Многое ужасное в истории человечества смягчается тем, что отдающий приказание и выполняющий его есть суть различные лица: первый не видит зрелища мучений и потому не имеет сильного наглядного впечатления, последний повинуется начальнику и не чувствует за собой никакой ответственности
31. Мудрый наказывает не за дурной поступок, а для того, чтобы впредь не поступали дурно
32. Когда мы смотрим на водопад, нам кажется, что в бесчисленных изгибах и преломлениях воды видно присутствие свободы воли; на самом деле всё необходимо, каждое движение может быть математически вычислено. Так обстоит дело и с человеческими поступками: будь мы всеведущими, мы могли бы знать наперед каждый поступок. Сам действующий, правда, погружен в иллюзию произвола
33. Подобно тому, как в античном мире была затрачена неизмеримая сила духа и изобретательности, чтобы посредством торжественных культов увеличить радость жизни, - так в эпоху христианства равным образом было посвящено неизмеримо много духа иному стремлению: человека нужно было всеми мерами заставить чувствовать себя греховным
34. Прославленный основатель христианства, считавший себя единорожденным Сыном Божьим и оттого чувствовавшим себя безгрешным так, что он силою воображения – о котором не следует судить слишком сурово, т.к. вся древность кишмя кишела сыновьями Божьими, – достиг чувства полной безгрешности, которое сегодня посредством науки доступно каждому
35. Гений только то и делает, что учится сперва класть камни, потом строить из них; он всегда ищет материала и всегда занят его обработкой
36. Пусть не говорят о даровании, о прирожденных талантах! Можно назвать великих людей всякого рода, которые были малодаровиты. Но они приобрели величие в силу того, что все они имели ту деловитую серьезность ремесленника, который сперва учится в совершенстве изготовлять части, прежде чем решается создать крупное целое; они посвящали этому свое время, потому что получали большое удовлетворение от хорошего выполнения чего-либо мелкого, чем от эффекта ослепительного целого
37. Существо Наполеона приобрело могучее единство, выделяющее его из всех современных людей, в силу его веры в себя и свою звезду и вытекающее из нее презрение к людям, пока наконец та же самая вера не перешла в почти безумный фанатизм
38. Свободным умом называют того, кто мыслит иначе, чем от него ждут на основании его происхождения, среды, сословия… Он есть исключение, связанные умы суть правило; последние упрекают его в том, что его свободные принципы возникли из желания выделиться либо говорят ему, что те или иные свободные принципы объясняются его бестолковостью или ненормальностью. Но так говорит лишь злоба, которая сама не верит что говорит, а хочет только причинить вред
39. Отношение связанного ума к вещам определяется не основаниями, а привычкой; он, например, христианин не потому, что уяснил себе различные религии и сделал выбор между ними, а просто он нашел готовым христианство и взял его без всяких оснований. Позднее, когда он уже был христианином, он, может быть, изобрел и некоторые основания в пользу своей привычки. Привычка к духовным основным принципам, лишенным основания, называется верой
40. Христианство требовало от людей веры и только веры и страстно отклоняло требование оснований. Оно указывало на результаты веры: вы обретете через нее блаженство. Так же и каждый отец воспитывает своего сына: «считай это истинным, – говорит он, – ты сам испытаешь, какую это приносит пользу». Но это означает, что из личной пользы должна быть доказана его истинность. Это всё равно, как если бы обвиняемый заявил перед судом: мой защитник говорит безусловную правду, ибо обратите внимание, что следует из его речи: я должен быть оправдан
41. Так как связанные умы держатся принципов ради своей выгоды, то они предполагают, что и свободный ум в своих воззрениях ищет лишь собственной пользы и считает истинным только то, что ему выгодно. Но, т.к. ему, по-видимому, полезно противоположное тому, что полезно им, то последние предполагают, что его принципы опасны им; они говорят: он не смеет быть правым, ибо он нам вреден
42. Связанность воззрений, обратившаяся через привычку в инстинкт, ведет к тому, что зовется силой характера. Когда человек действует на основании немногих, но всегда одинаковых мотивов, то его действия приобретают большую энергию. Немногочисленные мотивы, энергичное поведение и чистая совесть составляют силу характера. Человеку с сильным характером недостает знания многих возможностей и направлений действования: его интеллект не свободен, ибо он показывает ему в определенном случае, быть может, только две возможности. И он выбирает одну из них довольно быстро, т.к. ему не приходится выбирать из пятидесяти
43. Воспитатели рассматривают индивида так, как будто он, хотя и есть нечто новое, должен стать повторением
44. По сравнению с тем, кто имеет на своей стороне традицию и не нуждается в обосновании своего поведения, свободный ум всегда слаб, особенно в действовании: ибо он знает слишком много мотивов и точек зрения и потому имеет неуверенную руку
45. В общем история, по-видимому, дает следующее направление о возникновении гения: эксплуатируйте и истязайте людей, доводите их до крайности и притом в течение целых веков. Тогда как бы из отлетевшей в сторону искры, быть может, возгорится свет гения. Но может быть, мы неверно расслышали голос истории
46. Тип святого возможен лишь при известной ограниченности интеллекта
47. Социалисты стремятся создать благополучную жизнь для возможно большего числа людей. Но этим благополучием была бы разрушена почва, из которой произрастает великий интеллект. Когда это государство было бы достигнуто, человечество стало бы слишком вялым, чтобы быть в состоянии созидать гения
48. Мудрец, высказывающий приговор над чьей-нибудь жизнью, возвышается над добротой и рассматривает ее как нечто, что должно быть оценено в общем итоге жизни. Мудрец должен противодействовать распущенным желаниям неразумной доброты, ибо ему важно сохранение и конечное возникновение высшего интеллекта. Он не будет содействовать учреждению «совершенного государства», поскольку в последнем будут ютиться только вялые личности. Напротив, Христос содействовал оглуплению людей, стал на сторону нищих духом и задержал возникновение величайшего интеллекта
49. Гений культуры употребляет в качестве своих орудий ложь, насилие и самый беззастенчивый эгоизм, но его цели велики и благи
50. Самые дикие силы пролагают путь, сперва неся разрушение, и тем не менее их деятельность нужна, чтобы позднее могли утвердиться более мягкие нравы. Ужасные энергии – то, что зовется злом, – суть циклопические архитекторы и пролагатели путей гуманизма
51. Всё человеческое заслуживает с точки зрения своего возникновения иронического рассмотрения; поэтому ирония в мире столь избыточна
52. Наука совершенствует умение, а не знание
53. Для человека равномерное развитие его сил благоприятнее, чем сильное развитие какого-либо таланта, ибо талант как вампир высасывает кровь и соки из остальных сил
54. Превосходство всех европейцев над азиатами – в их приобретенной через воспитание способности указывать основания своих мнений, к чему совершенно не способны последние. Школьная дисциплина разума сделала Европу Европой; в средние века она была на пути к тому, чтобы снова стать частью или придатком Азии – т.е. потерять научный дух, которым она обязана грекам
55. Изучение многих языков наполняет память словами вместо фактов и мыслей, тогда как она есть вместилище, которое у каждого человека может воспринять лишь ограниченную массу содержания
56. Два народа, которые создали великих стилистов – греки и французы – не изучали чужих языков
57. В некотором отдаленном будущем будет существовать новый язык для всех, – это столь же достоверно, что некогда будет существовать воздухоплавание
58. Люди с большой силой напряжения, как, например, Гёте, проходят такой большой путь, какой едва могут совершить четыре поколения одно за другим; но поэтому они уходят так далеко вперед, что другие люди могут нагнать их лишь в следующем столетии
59. Большинство людей развиваются до 30-летнего возраста. Дальше они клонятся к упадку и навсегда теряют способность к новым духовным поворотам
60. Отойти назад не значит отстать. Человек отступает назад только для того, чтобы иметь надлежащее расстояние для прыжка; и поэтому в этом отступлении может лежать нечто страшное и угрожающее
61. Несчастье деятельных людей состоит в том, что их деятельность почти всегда немного неразумна. Нельзя, например, спрашивать банкира, накопляющего деньги, о цели его неутомимой деятельности: она неразумна. Деятельные катятся, подобно камню, в силу глупости механики
62. Все люди распадаются на рабов и свободных; ибо кто не имеет 2/3 своего дня для себя, тот раб, будь он в остальном кем угодно: купцом, ученым и т.д.
63. Кто серьезно стремится стать свободным, тот без всякого принуждения попутно теряет склонность к заблуждениям и порокам
64. Нет меда слаще меда познания
65. Лучшее средство помочь очень стесняющимся людям и успокоить их состоит в том, чтобы решительно хвалить их
66. Мужественных людей можно склонить к какому-либо действию, изображая его боле опасным, чем оно есть
67. Верное средство рассердить людей и внушить им злые мысли – заставить их долго ждать
68. Люди, которые дарят нам свое полное доверие, думают, что тем самым они приобретают право на наше доверие. Но это ложное заключение: подарками не приобретешь прав
69. Скрывает ли человек свои дурные качества и пороки или открыто признается в них – в обоих случаях его тщеславие ищет себе выгоды: обратите внимание, как он различает, перед кем ему скрывать эти качеств, а перед кем быть честным и откровенным
70. Стремиться никого не огорчать и никому не наносить ущерба может быть одинаково признаком и справедливого, и боязливого образа мыслей
71. Теряешь самомнение, когда видишь вокруг себя заслуженных людей; одиночество вселяет высокомерие. Молодые люди высокомерны, потому что они окружены себе подобными, которые все не представляют из себя ничего, но хотели бы иметь большое значение
72. Мало найдется людей, которые, затрудняясь в материале для беседы, не выдали бы секретных дел своих друзей
73. Люди, которые не чувствуют себя уверенными в обществе, пользуются всяким случаем, чтобы перед обществом показать на ком-либо, кто ниже их, свое превосходство, с помощью насмешек
74. Тонкой душе тягостно сознавать, что кто-либо обязан ей благодарностью; грубой душе – сознавать себя обязанной кому-либо
75. В борьбе с глупостью самые справедливые и кроткие люди в конце концов делаются грубыми, ибо для глупого лба по праву необходим, в виде аргумента, сжатый кулак
76. Каждый человек хочет казаться интересным в чем-либо перед другими людьми, но он ошибается в своем расчете, т.к. тот, перед кем разыгрывается зрелище, мнит при этом, что он сам есть единственное достойное внимания зрелище
77. Во всякого рода женской любви проступает и элемент материнской любви
78. Если бы супруги не жили вместе, хорошие браки встречались бы чаще
79. Мужчины обыкновенно несколько опускаются, когда берут себе жен, тогда как женщины несколько повышаются в своем уровне
80. Детей из скромных семей нужно через воспитание столь же приучать к повелеванию, как других детей к ослушанию
81. С красотою женщины в общем увеличивается ее стыдливость
82. Признаком рассудительности женщин является то, что они почти всюду сумели заставить кормить себя, как трутни в улье
83. То, чем породистые мужчины и женщины отличаются от других и что дает им несомненное право цениться более высоко, есть два искусства: искусство повелевать и искусство гордого повиновения
84. Кто знает, что большинство людей слабо в мелочах и хочет через них осуществить свои собственные цели, тот всегда опасен
85. При лучшем общественном строе тяжелый труд и жизненная нужда должны будут выпадать на долю тех, кто меньше всего страдает от этого, т.е. на долю самых тупых людей
86. Не умеренная натура Вольтера, склонная к упорядочению, устроению, реформе, а страстные безумия и полуобманы Руссо пробудили оптимистический дух революции
87. Культура обязана высшими своими плодами политически ослабленным эпохам
88. На долю ученых, которые становятся политиками, выпадает обыкновенно комическая роль быть чистой совестью политики
89. Счастливый век совершенно невозможен, потому что люди хотят только желать его, но не хотят его иметь. Судьба людей устроена так, что они могут иметь счастливые мгновения – и всякая жизнь имеет таковые, но не счастливые эпохи
90. Богатство созидает аристократию расы, ибо оно позволяет выбирать самых красивы женщин, оплачивать лучших учителей, оно дает человеку чистоту, время для физических упражнений и прежде всего избавляет от отупляющего физического труда. В этом смысле оно дает возможность научиться благородно и красиво ступать и поступать: большую своду духа, отсутствие всего жалко-мелочного, унижения перед работодателем, грошовой скупости
91. Убеждения – более опасные враги истины, чем ложь
92. Гораздо чаще кажется сильным характером человек, следующий всегда своему темпераменту, чем следующий всегда своим принципам
93. Многие упорны в отношении раз избранного пути, немногие – в отношении цели
94. Когда человек хочет стать героем, то сначала змея должна стать драконом, иначе у него не будет надлежащего врага
95. Сорадость, а не сострадание создает друга
96. Для целей познания надо уметь использовать то внутреннее течение, которое влечет нас к чему-либо, и вместе с тем то, которое чеез некоторое время уносит нас от него
97. Совсем не говорить о себе есь весьма благородное лицемерие
98. Мы так охотно остаемся на лоне природы, потому что она не имеет мнения о нас
99. У кого много дел, то сохраняет свои общие взгляды и точки зрения почти неизменными
100. Кто глубже мыслит, знает, что он всегда неправ, как бы он ни поступал и ни судил
101. Величие человека определяется тем, что человек дает направление, которому потом должны следовать многие притоки, а не тем, обладает ли он самого начала богатым дарованием или нет
102. Самый недвусмысленный признак пренебрежительного отношения к людям состоит в том, что ценишь каждого исключительно как средство для своей собственной цели и не признаешь в других отношениях
103. Когда в душе пробуждена неукротимая жажда деспотически добиться своего, и это пламя не угасает, то даже небольшое дарование постепенно становится почти непреодолимой стихийной силой
104. Всё необъясненное и темное кажется важнее объясненного и светлого
105. Когда человек долго и умно мыслит, то не только его лицо, но и его тело приобретает умное выражение
106. Тот не имеет острого ума, кто ищет остроумия
107. Чтобы предугадать действия обыкновенных людей, нужно исходить из допущения, что они всегда употребляют минимальное количество ума, чтобы освободиться из неприятного положения
108. Существуют люди, которые хотят обременить жизнь человека только для того, чтобы потом предложить ему свои рецепты облегчения жизни. Например, проповедники христианства
109. Обладая лишним талантом, часто стоишь менее прочно, чем не обладая им; как и стул лучше стоит на трех ногах, чем на четырех
110. Кто трижды смело предсказывал погоду и имел успех, тот в глубине души верит в свой пророческий дар. Мы охотно допускаем загадочное и иррациональное, ели оно льстит нашей самооценке
111. Призвание есть становой хребет жизни
112. Признав какое-либо законодательство, человек считает необходимым вести себя как судья, даже если он не знает других законов
113. Кто не прошел через различные убеждения, а застрял в вере, есть именно в силу этой неизменчивости представитель отсталых культур; благодаря этой недостаточности культуры он жесток, непонятлив, недоступен поучению, т.к. он совсем не может понять, что должны существовать и другие мнения
114. Инквизиция оправдывала самые крайние средства исходя из предположения, что в церкви человечество уже обладает истиной и должно сохранить ее для блага человечестваво что бы то ни стало и каких бы жертв это ни стоило
115. Из страстей вырастают мнения; косность духа превращает последние в застывшие убеждения. Но кто ощущает в себе свободный дух, тот может через постоянные перемены предупреждать это застывание; и если он всецело есть мыслящая лавина, то в голове его не окажется никаких мнений, а только достоверности
ВЕСЕЛАЯ НАУКА
(«Ia gaya scienza»)
|
Мой собственный дом – мое пристрастье,
Никому и ни в чем я не подражал,
И мне еще смешон каждый Мастер,
Кто сам себя не осмеял
(над моей входной дверью) |
1. Злые влечения целесообразны, родоохранительны и необходимы не в меньшей степени, чем добрые, лишь функция их различна
2. Властители упражняются в своей власти над другими благодеянием и злодеянием – большего при этом и не желают
3. Мы постепенно пресыщаемся старым и жадно тянемся к новому
4. Мы можем превосходно истолковать свою бедность в терминах необходимости, так, что ее вид уже не будет причинять нам боли
5. Существо, не способное распоряжаться собой и лишенное всякого досуга – раб
6. Яд, от которого гибнет слабая натура, есть для сильного усиление – и он даже не называет его ядом
7. Если у тебя есть добродетель, значит ты – ее жертва
8. Во всё хорошо сказанное верят
9. Легче справиться со своей нечистой совестью, чем со своей нечистой репутацией
10. Люди, чувствующие себя вооруженными против страстей и фантазерства и охотно старающиеся выдать свою пустоту за гордость и украшение – называют себя реалистами и дают понять, что мир в действительности сотворен так, каким он представляется им
11. Достаточно сотворить новые имена, оценки и вероятности, чтобы на долгое время сотворить новые «вещи», т.к. несказанно большее содержание заключается в том, как называются вещи, чем в самих вещах
12. Религия велела рассматривать греховность каждого отдельного человека через увеличительное стекло и превратила грешника в великого бессмертного преступника
13. В хорошем обществе никогда не следует выставлять себя полностью и единственно правым
14. Моралью каждый побуждается быть функцией стада и лишь в качестве таковой приписывает себе ценность
15. Моральность есть стадный инстинкт в отдельном человеке
16. Нет следствия без причины. Всякое следствие есть новая причина
17. Христианство оставило лишь две формы самоубийства – мученичество и медленное умерщвление плоти аскетом. Оно облекло их высочайшим достоинством и высочайшими надеждами и страшным образом запретило все прочие
18. Неужели, для того, чтобы обладать добродетелью, нужно стяжать ее именно в самом жестоком виде, как этого хотели христианские святые?
19. Наиковарнейший способ причинить вред какой-либо вещи – это намеренно защищать ее ложными доводами
20. Бываешь хвалим только равными. Кто хвалит тебя, говорит тебе6 ты равен мне!
21. Слышат только те вопросы, на которые в состоянии найти ответ
22. О жертве и жертвоприношении жертвенные животные думают иначе, чем зрители; но им никогда не давали и слова вымолвить об этом
23. Отцы и сыновья гораздо больше щадят друг друга, чем матери и дочери
24. Всё его существо неубедительно, – это происходит оттого, что он ни разу не промолчал ни об одном хорошем поступке, которые он совершил
25. Что мы делаем, того никогда не понимают, но всегда лишь хвалят и порицают
26. Твоя совесть говорит: ты должен стать тем, кто ты есть
27. Тайна пожинать величайшие плоды и величайшее наслаждение от существования зовется: опасно жить
28. Для возникновения мужественной эпохи требуются люди, умеющие быть молчаливыми, одинокими, решительными, стойкими и довольствоваться неприметными деяниями; люди, которые из внутренней склонности ищут в вещах то, что есть в них преодолимого; люди, которым столь же присущи веселость, терпение, простота и презрение ко всяческой большой суетливости, как и великодушие в победе и снисходительность к маленькой суетливости всех побежденных; люди с острым и свободным суждением обо всех победителях и об участии случая во всякой победе и славе; люди с собственными празднествами, буднями, погребальными днями, привычные и уверенные в повелевании и одинаково готовые, где следует, повиноваться, в том и ином случае одинаково гордые, одинаково служащие своему собственному делу; более рискованные люди, более плодотворные люди, более счастливые люди
29. «Придавать стиль» своему характеру – великое и редкое искусство! В нем упражняется тот, кто обозрев все силы и слабости, данные ему его природой, включает их затем в свои художественные планы так, что и слабость покажется чарующей
30. Развитые люди отличаются от неразвитых тем, что несказанно больше видят и слышат, при этом видят и слышат, мысля – именно это отличает человека от животных и высших животных от низших. Мир предстает всегда полнее тому, кто более развит
31. Я не почувствовал бы своего отсутствия, если бы меня не было. Можно обойтись без всех нас. Но мы не думаем так, покуда мы хитры: мы вовсе не думаем об этом
32. Познание для меня есть мир опасностей и побед
33. Жизнь – средство познания
34. Кто сумел бы хорошо смеяться и жить, не умей он прежде хорошо воевать и побеждать?
35. Никто не достигнет чего-нибудь великого, если он не ощущает в себе силы и решимости причинять великие страдания
36. Уметь страдать – самое последнее дело: слабые женщины и даже рабы часто достигают в этом мастерства
37. Ваше умственное убожество и глупость, ваше беспечное существование по правилам, ваша подчиненность мнению соседа – вот причина того, почему вы столь редко бываете счастливыми
38. Моральное судопроизводство должно быть оскорбление нашему вкусу. Мы должны стать те, кто мы есть – новыми, неповторимыми, полагающими себе собственные законы, себя-самих-творящими
39. Нас вечно зазывает в сторону чей-то крик; есть сотни пристойных способов, чтобы сбить меня с моего пути, воистину в высшей степени «моральных» способов
40. Стоит сейчас разразиться какой-нибудь войне, как в сердцах благороднейших представителей народа разражается затаившаяся радость: они с ликованием бросаются навстречу смерти, ибо в самопожертвовании за свое отечество рассчитывают получить позволение ускользнуть от своей цели: война для них есть окольный путь к самоубийству с чистой совестью
41. Вера всегда больше всего жаждется там, где недостает воли, ибо воля есть решительный признак самообладания и силы. Это значит: чем меньше человек умеет повелевать, тем назойливее влечется он к тому, кто повелевает – к Богу, монарху, званию, догме, партийной совести
42. Женщина хочет быть взятой, принятой как владение, быть обладаемой, стало быть, хочет кого-то, кто берет, кто не дает самого себя и не отдает. Женщина предоставляет себя, мужчина – приобретает. После того, как женщина отдаст себя мужчине, ему нелегко отделаться от мысли, что женщине больше нечего ему отдать
ЗЛАЯ МУДРОСТЬ
1. Долгие и великие страдания воспитывают в человеке тирана
2. Мой глаз видит идеалы других людей, и зрелище это часто восхищает меня; вы же, близорукие, думаете, что это – мои идеалы
3. Опасность мудрого в том, что он больше всех подвержен соблазну влюбиться в неразумное
4. Желать чего-то и добиваться этого – считается признаком сильного характера. Но даже не желая чего-то, все-таки добиваться этого – свойственно сильнейшим
5. Пережить многое, сопережить при этом множество прошедших вещей, пережить множество собственных и чужих переживаний – это творит высших людей
6. Если ты прежде всего и при всех обстоятельствах не внушаешь страха, то никто не примет тебя настолько всерьез, чтобы в конце концов полюбить тебя
7. В стадах нет ничего хорошего, даже если они бегут вслед за тобой
8. «Послушание» и «закон» – это звучит из всех моральных чувств. Но «произвол» и «свобода» могли бы стать еще, пожалуй, последним звучанием морали
9. В каждом поступке высшего человека ваш нравственный закон стократно нарушен
10. К комарам и блохам не следует иметь сострадания. Было бы правильным вздергивать на виселицу лишь мелких воришек, мелких клеветников и оскорбителей
11. Мы должны быть столь же жестокими, сколь и сострадательными: остережемся быть более бедными, чем сама природа
12. Есть много жестоких людей, которые лишь чересчур трусливы для жестокости
13. Я не понимаю, к чему заниматься злословием. Если хочешь насолить кому-либо, достаточно лишь сказать о нем какую-нибудь правду
14. Даже когда народ пятится назад, он гонится за идеалом и верит всегда в некое «вперед»
15. Женщина была до сих пор величайшей роскошью человечества
16. Чарующее произведение! Но сколь нестерпимо то, что творец его всегда напоминает нам о том, что оно его
17. Стиль должен доказывать, что веришь в свои мысли и не только мыслишь их, но и ощущаешь
18. Убожество любви охотно маскируется отсутствием достойного любви
19. Жертвы, которые мы приносим, доказывают, сколь незначительной делается для нас любая другая вещь, когда мы любим нечто
20. Брак выдуман для посредственных людей, которые бездарны как в большой любви, так и в большой дружбе, – стало быть, для большинства; но и для тех вполне редкостных людей, способных как на любовь, так и на дружбу
21. Кто сильно страдает, тому завидует дьявол и выдворяет его на небо
22. У язвительного человека чувство пробивается наружу редко, но всегда очень громко
23. Если что-то не удается, нужно вдвое оплачивать помощь своему помощнику
24. Наши недостатки суть лучшие наши учителя, но к лучшим учителям всегда бываешь неблагодарным
25. Одиночество придает нам большую черствость по отношению к самим себе и боьшую ностальгию по людям: в обоих случаях оно улучшает характер
26. Изворотливые люди, как правило, суть обыкновенные и несложные люди
27. Там, где дело идет о большом благополучии, следует накоплять свою репутацию
28. Берегись его: он говорит лишь для того, чтобы затем получить право слушать; ты же, собственно, слушаешь лишь оттого, что неуместно всегда говорить, и это значит: ты слушаешь плохо, а он только и умеет что слушать
29. Когда сто человек стоят друг возле друга, каждый теряет свой рассудок и получает какой-то другой
УТРЕННЯЯ ЗАРЯ
Мысли о моральных предрассудках
1. Самые простые вещи очень сложны
2. Во всех первобытных состояниях человечества слово «порочный» было равнозначаще слову «индивидуальный», «свободный», «независимый»
3. Лишь только из мира исчезнет боязливость и принуждение – исчезнет и авторитет обычаев
4. Прежде всего и важнее всего дела! А нужная для этого вера явится
5. Обычай есть результат опыта предшествующих поколений в вопросе о том, что полезно и что вредно. Но приверженность к обычаю не имеет никакого отношения к опыту: она объясняется древностью обычая. И эта приверженность всегда мешала делать новые опыты и исправлять обычаи, т.е. нравственность препятствовала возникновению новых лучших обычаев: она затупляла
6. Каждый, кто ниспровергал существующий обычай, сначала постоянно считался дурным человеком; но потом, если не могли восстановить ниспровергнутый обычай и удовлетворялись новым, то позднее дурные люди становились хорошими
7. Чувство власти – сильнейшая страсть человека
8. Утонченная жестокость в роли добродетели – вот нравственность, которая всецело покоится на желании отличиться
9. Вот человек скромный. Но поищите, и вы найдете людей, которым он хочет этим причинить пытку
10. Вот стоит великий художник: наслаждение, которое испытывает он, зная зависть побежденных соперников, дает энергию его силам и помогает ему сделаться великим – скольких горьких минут стоило другим его величие!
11. Настроение, которое ведет свое происхождение от чувства, есть внук суждения – часто ложного и во всяком случае не твоего собственного. Доверять своему чувств – это значит повиноваться деду и бабке более, чем нашим собственным властелинам – рассудку и опыту
12. Полезность вещи не говорит еще о необходимости ее существования
13. Только в конце познания всех вещей человек познает самого себя: вещи только границы человека
14. Только в том случае, если бы человечество имело общепризнанную цель, можно было бы делать предписания: поступать так-то и так-то; но такой цели нет
15. Наши обязанности – права других на нас
16. Стремление к отличию есть стремление к победе над ближним
17. Глаз человека видит только небольшое пространство; этот горизонт есть предназначенный для меня мир, откуда я не могу выйти. Около каждого существа лежит такой круг, имеющий один центр и предназначенный для этого центра. По этим горизонтам, в которые, как в тюрьмы, запирают нас наши чувства, мы мерим весь мир, мы знаем это близким, а то далеким, это большим, а то малым, это жестким, а то мягким: эту мерку мы называем ощущением, и это всё, в сущности, ошибка!
18. Свойства наших чувств вводят нас в обман ощущений, которые, в свою очередь, служат руководителями наших суждений и «познаний»
19. В действительный мир нет хода!
20. О нашем ближнем мы не знаем ничего, кроме тех перемен, которые происходят в нас и причиной которых он бывает
21. Мы живем мире фантазии, в мире извращенном и вывернутом наизнанку, пустом, но полном ярких сновидений
22. Что такое то, что мы переживаем? Скорее – то, что мы влагаем в него, чем то, что в нем лежит. Вернее будет сказать, что в нем ничего не лежит. Переживать – значит фантазировать
23. Мы смеемся над тем, кто, не будучи в состоянии остановить вертящееся колесо, говорит: «я хочу, чтобы оно вертелось». Мы смеемся также над тем, кто, пав в поединке, говорит: «я лежу здесь, но я хочу здесь лежать». Но помимо шуток другой ли смысл бывает в наших словах, когда мы говорим: «я хочу»?
24. Гораздо больше можем мы передумать, чем сделать или пережить, это значит – мышление наше поверхностно и довольствуется поверхностным; оно даже не замечает этого. Жаждущий не имеет воды, но его мысли постоянно рисуют перед его глазами воду, как будто бы не было ничего легче, как достать ее
25. Мы верим в два царства – в царство целей и намерений и в царство случайностей. Мы боимся этого могучего царства случайностей, которые вторгаются в наш мир целей и намерений, падает туда, точно черепица с крыши и поражает насмерть нашу какую-нибудь хорошую цель. Эта вера в два царства – романтизм и басня: мы, умные карлики, с нашей волей и целями, подавлены глупыми великанами – случайностями. Пора нам научиться, что в нашем царстве целей и разуме тоже существуют великаны – это наши цели и разум
26. Несчастье другого оскорбляет нас, оно изобличает нас в нашем бессилии. Мы стараемся удалить от себя оскорбление, заглушая его поступком сострадания
27. Чем отличаются люди, не испытывающие сострадания, от сострадательных? Они не подвержены возбуждающей фантазии страха, их гордость не позволяет им вмешиваться в чужие дела: они убеждены, что каждый должен помогать самому себе и действовать своими собственными силами. Кроме того, они бывают более привычными к перенесению боли; и при виде страдания другого в них не шевелится мысль о несправедливости, т.к. они сами страдали. Это тоже эгоисты, но эгоисты другого рода, чем сострадательные. Назвать же их злыми, а сострадательных добрыми – не что иное, как мода. Было время, и притом очень продолжительное, когда была в ходу противоположная мода!
28. Посмотреть на то, что случается с нами, теми глазами, какими мы смотрим обыкновенно на то, что случается с другими, – это очень успокаивает, это полезное лекарство. Наоборот, смотреть на то, что случается с другими, так, как будто бы это случилось с нами (как требует философия сострадания), это погубило бы нас, и притом в очень короткое время
29. Если война кончается неудачно, то ищут виновника войны; если война кончается успехом, то хвалят ее зачинщика. Всегда ищут вину там, где есть неуспех. Виновный – не козел отпущения, он жертва слабых, упавших духом, которым на чем-нибудь хочется показать, что они имеют еще власть и силу
30. Когда я читаю и слушаю восхваления труда, неутомимые речи о «счастии труда», я вижу во всех них одну и ту же заднюю мысль: страх перед всякой индивидуальностью. Суровый труд с утра до вечера – лучшее средство удерживать каждого в своей ограде и мешать развитию независимости. Труд требует большого напряжения сил и отвлекает человека от размышлений о себе, от мечтаний, забот, любви, ненависти, он ставит ему перед глазами маленькую цель и дает легкое и постоянное удовлетворение. Таким образом, общество, где будет развит постоянный упорны труд, будет жить в большей безопасности
31. У этих молодых людей нет недостатка ни в характере, ни в даровании, ни в прилежании, но им никогда не давалось возможности дать самим себе направление: и они с детских лет привыкли ловить направление. Когда же они стали взрослыми, ими пользовались, их воровали у самих себя, воспитывали их для того, чтобы сделать из них предмет постоянного потребления для других, и внушали им соответственное учение об обязанностях, и теперь они не могут отделаться от этого, да и не хотят перемены
32. Говорят с большой похвалой: «Это – характер!» – если он обнаруживает прямолинейную последовательность, если последовательность эта сквозит даже в его тупых глазах! Но если человек обладает тонким, глубоким умом, если он последователен в высоком, разумном значении этого слова, зрители отрицают существование в нем характера. Поэтому многие хитрые политики играют свою комедию под прикрытием прямолинейной последовательности
33. Нищих надобно удалять: неприятно давать им и неприятно не давать им
34. Оглянувшись на дорогу жизни, мы замечаем, что наша юность истрачена даром, потому что наши воспитатели употребили наши молодые годы, горячие и жаждущие познаний, не на то, чтобы дать нам познание вещей, а на то, чтобы дать нам «классическое образование». Наша юность истрачена даром, потому что нас силой заставляли изучать математику и физику, вместо того, чтобы заинтересовать нас и указать нам на тысячу проблем, возникающих в нашей жизни
35. Этикеты, поражающие костюмы, серьезные мины, важная речь и тому подобное, что называется «достоинством» и «важностью», – служат притворными наружными приемами тем, которые в сущности представляют из себя трусов, они хотят этим внушить страх или перед собой, или перед тем, представителями чего они являются. Не трусы, т.е. те, которые действительно страшны, не нуждаются ни в наружной важности, ни в этикетах, их открытый образ действий, их откровенные слова служат признаком сознаваемой ими своей силы, т.к. они не боятся, хорошую или дурную славу приобретут они этим
36. Флегматические натуры воодушевляются только тогда, когда они исполняются фанатизмом
37. Человек, который быстро и много говорит, падает чрезвычайно низко в нашем мнении вскоре после нашего знакомства с ним и притом даже и тогда, если он говорит умно, падает низко и не в той мере, как он надоедает нам, но гораздо ниже. У нас в голове пробегает мысль, скольким людям он уже надоел, и к тому неудовольствию, которое он делает нам, в нашем чувстве прибавляется еще то неудовольствие, которое по нашему предположению он причинил другим
38. Будьте осторожны со всеми духами, сидящими на цепях! Например, с умными женщинами, которых судьба загнала в тесную и глупую среду и которые стареют в ней. При всяком появлении незнакомца они вскакивают с тем, чтобы укусить: они мстят всем, кто не привязан к их конуре
39. Странная вещь – наше наказание! Оно не очищает преступника, в нем нет и искупления: наоборот, оно чернит еще больше, чем преступление
40. Кто наказывается, он уже не тот, кто совершил проступок. Он только козел отпущения
41. У раздражительных и вспыльчивых людей первые слова и действия большей частью не имеют никакого значения для их настоящего характера
42. Самое верное средство погубить молодежь – это заставить ее выше ценить тех, кто одинаково мыслят, чем того, кто думает иначе
43. Добродушные получили такой свой характер от постоянного страха, который имели их предки перед иноземным нападением: они сдерживали себя, унижались, просили прощенья, преклонялись, гнулись перед сильным. И весь этот слабый и наигранный механизм они передали по наследству детям и внукам
44. Человека, надежд которого нельзя удовлетворить, лучше иметь врагом, чем другом
45. Невинные люди всегда становятся жертвами, потому что их неведенье мешает им делать различие между мерой и чрезмерностью и вовремя стать предусмотрительными. Невинный, как наиболее приятная приманка, употребляется всегда на самые опасные дела. Где нужны опытность, предусмотрительность, осторожные шаги, именно невинный может погибнуть скорее всего. Одиссей пользуется невинным Неоптолемом, чтобы украсть у старого Филоктета лук и стрелы
46. Недостаточно еще указать вещи, надобно людей соблазнить ими или поднять до них. Потому знающий должен научиться высказывать свою мудрость и часто так, чтобы она звучала как глупость
47. Ясно, что дети выходят из чрева матери, однако выросшим детям, стоящим рядом с матерью, это кажется бессмысленной гипотезой: очевидность против нее
48. Когда молчишь целый год, то разучиваешься болтать и выучиваешься говорить
49. Существенную роль в каждом изобретении играет случай, но большинству людей этот случай не встречается
50. Модничанье есть страх показаться оригинальным
51. Многие с целью восстановить чувство своего достоинства и важности постоянно нуждаются в других, над которыми они могли бы проявлять власть и силу, – и именно в таких, бессилие и трусость которых позволяет, чтобы кто-нибудь безнаказанно выделывал перед ними важные и гневные жесты; следовательно, им нужна ничтожная среда, чтобы возвышаться над своей ничтожностью! Для этого одному нужна собака, другому – друг, третьему – жена, четвертому – партия, пятому (но это очень редко) – целое поколение людей
52. Наше сообщение должно быть ясно и отчетливо, когда мы говорим перед теми, которые иначе не поймут нас. Совершенный и легкий стиль допускается только перед совершенной аудиторией
53. Чтобы возбудить себя, когда бываешь утомлен и пресыщен самим собою, надо много спать. К области жизненной мудрости принадлежит умение поставить сон туда, где он полезен
54. Непорочность восхваляется обычно теми, кто чудовищно распутно провел свою молодость
55. Из всех средств утешения ни одно не действует так благодетельно, как утверждение, что для данного случая нет утешения. В этом заключаются такие выгоды для печалящихся, что они снова поднимают голову
56. Мы легко забываем, что в глазах посторонних людей, которые видят нас в первый раз, являемся совершенно не похожими на то, чем мы считаем самих себя: по крайней мере не чем другим, как бросающейся особенностью, которая производит известное впечатление. Таким образом, самый кроткий человек с длинными усами, будет сочтен за военного человека, обладающего бурным характером, а иногда способного и на насилие: сообразно с этим взглядом и начинают относиться к нему
57. Уединение, нелюдимость заставляют делать заключения, которые появляются вдруг, точно грибы в пасмурную погоду: в одно прекрасное утро мы неожиданно натыкаемся на них и не знаем откуда они, но видим только, что они белеют вокруг нас!
58. Горе мыслителю, если он служит почвой, а не садовником своих растений
59. Тщеславие. – Мы представляем из себя как бы витрину, в которой мы сами свои мнимые свойства, приписываемые нам другими, постоянно расставляем, прячем, ставим напоказ и этим обманываем самих себя
60. Всматривайся в того, кто обвиняет и осуждает: он раскрывает при этом свой характер, и притом нередко характер худший, чем какой имеет его жертва. Обвиняющий наивно думает, что всякий, кто преследует преступление и преступника, обладает хорошим характером
61. Есть люди, которые говорят правду не потому, что им стыдно врать, но потому, что им не удалось бы обмануть этим других. Они не доверяют своему актерскому таланту и предпочитают быть честными
62. Вследствие своей морали люди сделались страдающими тварями: всё, что люди приобрели себе этим – это чувство, что они живут на земле только временно. «Гордый страдалец» всё еще продолжает быть высшим типом человека
63. Философия имеет цель прежде всего забавлять
64. Когда пассажир корабля открывает, что капитан и кормчий делают опасные ошибки и что он выше их в искусстве управлять кораблем, спрашивается: а что если восстановить весь корабль против них и арестовать их обоих? И с другой стороны, не в праве ли они арестовать тебя за то, что ты подрываешь доверие к ним?
65. Давать право может только тот, кто обладает властью и силой
66. Отказываться от мира, не зная его, как это делается иногда – значит обречь себя на бесплодное и унылое одиночество
67. Недостаток нашего воспитания – никто не учится и не учит переносить одиночество
68. Как мне противно навязывать другому свои мысли. Как радуюсь я, когда соглашаюсь с мыслями других
69. Очень красивые, очень хорошие, очень могущественные почти не знают полной и всей известной правды о чем-нибудь, потому что в их присутствии непроизвольно немного лгут, чувствуя их влияние, и то, что можно было бы сообщить по правде, сообщается применительно к их влиянию, в иной форме, т.е. подробности опускаются и измышляются, а многое вообще умалчивается. Если же люди эти захотят слышать правду, то они вынуждены держать придворных шутов, которые, пользуясь преимуществом глупого, не подделываются к обстоятельствам
70. Есть степень нетерпения у человека дела и мысли, который в случае неудачи тотчас же направляет свои дела и мысли в другую область до тех пор, пока и отсюда не изгонит их измена в успехах: так блуждают они, встречаясь со всевозможной практикой, со всевозможными людьми и характерами, пока, наконец, их знание людей и мира и некоторая умеренность их страсти сделает из них великих практиков. Таким образом, недостатки в характере становятся школой гения
71. Кто по природе своей с уважением и страхом относится к людям, и свое мужество проявляет по отношению к вещам (а не людям), тот боится новых и близких знакомств и ограничивает свои старые знакомства
72. Одни от большой похвалы становятся стыдливы, другие – наглы
73. Признаком гуманности часто служит то, чтобы не судить другого и отказаться думать о нем
74. Правда нуждается в силе. Сама по себе правда отнюдь не сила, что бы ни говорили против этого любители пышных фраз. Она, наоборот, должна привлекать силу на свою сторону или сама отдаться под покровительство силы, иначе она погибнет!
75. Совершенство достигается тогда, когда в исполнении не ошибаются и не медлят
76. В основе «самоизбегания» лежит стремление к подвигам. Четверо из известных в истории великих людей, жаждущих подвигов (Александр, Цезарь, Магомет, Наполеон), были эпилептиками (и Байрон тоже)
77. Высшее счастье для Платона, Аристотеля, Декарта, Спинозы заключалось в познании
78. Наши четыре кардинальные добродетели: быть честным относительно себя и друзей; храбрым – с врагами; великодушным – к побежденным; вежливым – всегда
79. Мыслитель не нуждается в обществе, разве только для того, чтобы полюбить потом еще больше свое одиночество; живых и друзей ему заменяют мертвецы, разумеется, лучшие, какие только жили
80. Самое сильное целительное средство – победа
81. Если уму мешают изменять свои мнения, то он перестает быть умом
82. Чем выше мы поднимаемся, тем меньше кажемся мы тем, которые не могут летать
83. Общая заповедь всех обычаев и моралей гласит: будь осторожен и бойся, владей собой и притворяйся
84. Самые обыкновенные виды притворства следующие: во-первых, стараются подражать окружающей среде, стараются спрятаться в ней; во-вторых, подражают человеку, который имеет уважение и успех и воображает о себе как о чем-то высшем, чем он есть на самом деле. В первом случае следуют обычаям и нравам и делаются нравственными; во втором случае следуют авторитету и делаются верующими
85. Человек очень трусливый решается на что-нибудь новое только поневоле
86. Кто не признает национальных богов, от такого человека можно ожидать всего; он – самый опасный человек, которого не может выносить никакая община и никакое государство, ибо он вырвал корни страха, на которых выросла общественная жизнь
87. Постоянная власть страха над страстью делала человека нравственным
88. Чем миролюбивее государство, тем трусливее его граждане, чем меньше привыкли они выносить боль, тем более гуманные наказания становятся средством устрашения
89. Развитие нравственности растет с развитием трусливости
90. Благородные, правдивые, которым нет надобности притворяться, – сильны и независимы
91. Теперь кто ссылается на обычай как на мотив своего образа действия, говорит почти так: я – суеверный человек или я – терпимый человек. Прежде в этом случае говорили: я – мудр и добр
92. Считают, что гении ближе стоят к сущности мира и, следовательно, должны правильнее, т.е. однообразнее говорить, что он такое. Гении, однако, имели индивидуальные взгляды, и, проникая в сущее, они глубже должны были противоречить друг другу
93. Фальсификация правды ради любимых нами вещей – достойная проклятья ошибка тех просвещенных умов, которым верит человечество, ибо они губят его, держа его в состоянии помешательства
94. Недостаточно говорить языком правды: риторика необходима, т.е. старая привычка чувствовать возбуждение при известных словах и мотивах царит еще над нами и требует, чтобы правда надевала на себя красивый наряд
95. Смотря по тому, берет ли верх в человеке чувство слабости или чувство власти, он становится пессимистом или оптимистом
96. Платон дожил до того времени, когда более светлый и широкий ум, чем он, выставил возражения против его учения об идеях: к тому же это был его ученик. Если мыслитель смотрит на свое познавание как на свое детище, то возражение ему – его терновый венец. Но если мыслитель – друг истины, т.е. враг того, чтобы быть обманутым, и, следовательно, друг независимости, он должен, услышав возражение, воскликнуть: я спасся от большой опасности. Такому злому и властолюбивому человеку как Шопенгауэр, можно пожелать счастья – не увидать, как кратковременен триумф его философии и как скоро все его открытия окажутся простыми призраками
97. Есть много людей, которые живут без морали, т.к. они не нуждаются больше в ней, подобно людям, которые живут без лекарств и врача, т.к. они здоровы
98. До сих пор человечество не поставило себе цели, которой оно хотело бы достигнуть, как чего-то целого
99. Чувство удовольствия, доставляемого уступчивостью, принадлежит природе самок. Питание яичника отнимает у них силу, они предпочитают служить, быть в подчинении
100. Нравственность увлекает как художественная картина, если кругом нее царит безнравственность
101. Подражание, обезьянничанье составляет древнейший, собственно человеческий характер
102. Теперь звучит невероятным, чтобы что-нибудь противоположное современной морали считалось когда-нибудь хорошим: сильнее и резче произносить «я», чем все другие люди; стремиться к своим целям через них; сопротивляться каждой попытке сделать из нас орудие; делать себя независимым, хотя бы и пришлось для этого подчинить себе других или принести их себе в жертву, если иначе нельзя добиться независимости
103. Пусть человечество уменьшится в числе и увеличится в цене!
104. Так называемые добрые люди стремятся, в сущности, не к тому, чтобы помогать и быть полезными людям, а к тому, чтобы при помощи их доставить себе удовольствие и радость. Любовь к людям? Нет! Я сказал бы – стремление получить удовольствие от людей!
105. Быть с теми, кто доставляет нам удовольствие и отворачиваться от других – вот настоящая нравственность. Заставлять исчезнуть всех плачущих, неудавшихся, выродившихся – вот что должно быть тенденцией! Естественное чувство постоянно говорит: делай удовольствие тому, кто приносит тебе удовольствие, и причиняй страдание тому, кто причиняет страдание тебе
106. Культура делает человека слабым
107. Дуракам не для чего жениться! Пройдитесь по большим городам и спросите себя, следует ли этим людям оставлять после себя потомство?
108. Успех социальной революции бывает всегда гораздо меньшим, чем ожидают: человечество может сделать гораздо меньше, чем оно хочет
109. Современная жизнь хочет защититься, насколько возможно, от всех напастей, но вместе с опасностями исчезает бодрость, деятельность, энергия: одно из наших грубых целительных средств есть война
110. Если кто хочет любить что-нибудь долгое время, тот не должен стараться давать настоящую оценку: никогда не следует точно знать, что оно такое. Горе тому, кто преувеличивает цену, но горе и тому, кто впадает в противоположную крайность. В том и другом случае вещь перестает быть драгоценной
111. Моральность мужчин уменьшается с течением времени: наиболее моральны они в детстве. Моральность женщин, которые всю свою жизнь живут в тех же условиях, как дети, не уменьшается с годами, а скорее увеличивается
112. Кто не принадлежит своему высшему «я», а служит обществу, семье, своей должности, тот постоянно говорит об «исполнении обязанностей», он старается успокоить себя этим. Но он требует и от других повиновения существующему порядку: и применяя силу, он оправдывает себя
113. Счастье людей, стоящих под чужой волей [военных, чиновников] состоит в том, что они не несут никакой ответственности за направление своей деятельности; в том, что им не думать ни о чем и строго исполнять свои обязанности
114. Лучшие натуры выбирают себе противников, которые не ниже их по силам, смелых, достойных уважения
115. Вместо того, чтобы желать, чтобы другие узнали нас такими, какие мы есть, мы хотим, чтобы они думали о нас как можно лучше
116. Обращение в роде «господин», показывает, как сильно все любят подчинение, как каждому хочется думать, что он будто властвует, и как каждый гордится этим
117. Мы чаще гибнем от наших сил, чем от наших слабостей; свои слабости мы знаем, но сил своих не знаем
118. У большинства является энергия духа только в том случае, когда они впадают в необходимость борьбы: при нападении или обороне. И как только проходит эта необходимость, они впадают в отупление. Надо иметь очень большую энергию духа, чтобы сохранить ее и в состоянии покоя
119. Иметь присутствие духа значит: иметь способность сообразовать свои дела и слова с обстоятельствами, т.е. иметь способность лгать и притворяться
120. Наполеон. – Гигантский план: то готов бросить его, то готов выполнить его, полагая, от времени до времени, основы для него. Движимый этой единственной мыслью, свободных от всех впечатлений низших степеней, которые могли бы задержать его проект. Широта всепоглощающего остроумия, твердой воли создала из него самого необыкновенного человека. А если бы его цели служили на благо человечеству, он был бы величайшим человеком
121. Какая польза от заповеди любить врага? Она успокаивает неудовлетворенное чувство и доставляет нам победу над самим собой
122. Призывы к равенству и скромности – орудие слабых в их борьбе против сильных. Ими бездари, объединившись, всегда пытались поколебать позиции наиболее достойных и талантливых. Победившие в жизненной борьбе не нуждаются в равенстве. Его требуют побежденные, оказавшиеся внизу, чтобы сбросить тех, кто находится наверху. Но стоит уронить их, как проповедники равенства немедленно забывают о нем, пытаясь стать над обществом
ТАК ГОВОРИЛ ЗАРАТУСТРА
(книга для всех и ни для кого)
1. Я учу вас о сверхчеловеке. Человек есть нечто, что должно превзойти. Что такое обезьяна в отношении человека? Посмешище или мучительный позор. И тем же самым должен стать человек для сверхчеловека: посмешищем или мучительным позором
2. Я люблю того, чья душа расточается, кто не хочет благодарности, ибо он постоянно дарит и не хочет беречь себя
3. Я люблю того, кто бросает золотые слова впереди своих дел и исполняет всегда больше, чем обещает
4. Непреклонна душа моя и свела, как горы в час дополуденный. Но люди думают, что холоден я и что горю я со смехом ужасные шутки
5. Я хочу учить людей смыслу их бытия: этот смысл есть сверхчеловек, молния из темной тучи, называемой человеком
6. И вот люди смотрят на меня и смеются, и, смеясь, они еще ненавидят меня. Лед в смехе их
7. Опаснее оказалось быть среди людей, чем среди зверей
8. Усталостью созданы все боги и потусторонние миры
9. Слушайтесь голоса здравого тела – это чистый голос
10. Зло ли воина и битвы? Однако это зло необходимо, необходимы и зависть, и недоверие, и клевета между твоими добродетелями
11. Ваше убийство, судьи, должно быть жалостью, а не мщением. И,убивая, блюдите, чтобы сами вы оправдывали жизнь
12. Одно – мысль, другое – дело, третье – образ дела. Между ними не вращается колесо причинности
13. Я ненавижу читающих бездельников
14. Вы смотрите вверх, когда стремитесь подняться. А я смотрю вниз, ибо я поднялся
15. В любви всегда есть немного безумия. Но и в безумии всегда есть немного разума
16. Убивают не гневом, а смехом
17. Не отметай героя в своей душе! Храни свято свою надежду
18. Вы недостаточно велики, чтобы не знать ненависти и зависти
19. Будьте такими, чей взор ищет врага, своего врага. Своего врага ищите вы, свою войну ведите вы, войну за свои мысли! И если ваша мысль не устоит, всё-таки ваша честность должна и над этим праздновать победу!
20. Любите мир как средство к новым войнам. И притом короткий мир больше, чем долгий
21. Можно молчать и сидеть смирно только тогда, когда есть стрелы и лук; иначе болтают и бранятся
22. Вы говорите, что благая цель освещает даже войну. Я же говорю вам, что благо войны освещает всякую цель
23. Война и мужество совершили больше великих дел, чем любовь к ближнему. Не ваша жалость, а ваша храбрость спасала доселе несчастных
24. Вас называют бессердечными – но ваше сердце неподдельно, и я люблю стыдливость вашей сердечности. Вы стыдитесь прилива ваших чувств, а другие стыдятся их отлива
25. Враги у вас должны быть только такие, которых бы вы ненавидели, а не такие, чтобы их презирать. Надо, чтобы вы гордились своим врагом: тогда успехи вашего врага будут и вашими успехами
26. Восстание – это доблесть раба
27. Где кончается уединение, там начинается базар; и где начинается базар, начинается и шум великих комедиантов, и жужжание ядовитых мух
28. Вокруг изобретателей новых ценностей вращается мир – незримо вращается он. Но вокруг комедиантов вращается народ и слава – таков порядок мира
29. В сторону от базара и славы уходит всё великое: в стороне от базара и славы жили издавна изобретатели новых ценностей
30. Ты кажешься мне слишком гордым, чтобы убивать базарных мух. Но берегись, чтобы не стало твоим назначением выносить их ядовитое насилие
31. Они часто бывают любезны с тобой. Но это всегда было хитростью трусливых. Да, трусы хитры
32. Они много думают о тебе своей узкой душой – подозрительным кажешься ты им всегда
33. Твои ближние будут всегда ядовитыми мухами; то, что есть в тебе великого, – должно делать их еще более ядовитыми и еще более похожими на мух
34. Многое, что у одного народа называлось добром, у другого называлось глумлением и позором
35. Я не люблю ваших празднеств, слишком много лицедеев находил я там, и зрители вели себя часто как лицедеи
36 Ты стал выше их. Но больше всего ненавидят того, кто летает
37. Несправедливость и грязь бросают они вслед одинокому; но, брат мой, если хочешь быть звездою, ты должен светить им, несмотря ни на что
38. Остерегайся приступов своей любви! Слишком скоро одинокий протягивает руку тому, кто с ним повстречается. Иному ты должен подать не руку, а только лапу – и я хочу, чтобы у твоей лапы были когти
39. Мужчина должен быть воспитан для войны, а женщина – для вдохновения воина; всё остальное – глупость
40. Душа мужчины глубока, ее бурный поток шумит в подземных пещерах; женщина чует ее силу, но не понимает ее
41. Ты идешь к женщинам? Не забудь плетку!
42. Если есть враг у вас, не платите ему за зло добром, ибо это пристыдило бы его. Напротив, докажите ему, что он сделал для вас нечто доброе
43. Найдите мне справедливость, которая оправдывает всякого, кроме того, кто судит
44. Многие умирают слишком поздно, а некоторые – слишком рано. Умри вовремя
45. Свою смерть хвалю я вам, свободную смерть, которая приходит ко мне, потому что я хочу
46. И каждый желающий славы должен уметь вовремя проститься с почестью и знать трудное искусство – уйти вовремя
47. Надо перестать позволять есть, когда находят тебя слишком вкусным, – это знают те, кто хотят, чтобы их долго любили
48. Человек познания должен не только любить своих врагов, но уметь ненавидеть даже своих друзей
49. Надо сдерживать свое сердце; стоит только распустить его – у как быстро каждый теряет голову
50. Тот, кого священники называют избавителем, заковал их в оковы ложных ценностей и безумия. Сами они никогда не ходили по коврам познания
51. Свободный ум ненавистен народу, как волк собакам
52. Люди не равны – так говорит справедливость
53. Мне пришлось бы быть бочкой памяти, если бы хотел я хранить все основания своих мнений
54. Я разучился верить в «великие события» коль скоро вокруг них много шума и дыма
55. Величайшие события – это не наши самые шумные, а наши самые тихие часы
56. Не вокруг изобретателей нового шума – вокруг изобретателей новых ценностей вращается мир; неслышно вращается он
57. Народ говорил мне, что это – великий человек. Но никогда я не верил народу, когда говорил он о великих людях, – и я остался при убеждении, что это – калека наизнанку, у которого всего слишком мало и только одного чего-нибудь слишком много
58. Я хожу среди людей, как среди обломков и отдельных частей человека, как среди обломков того будущего, что вижу я
59. И в том мое стремление и творчество, чтобы собрать и соединить воедино всё, что является обломком, загадкой и ужасной случайностью
60. Чтобы приятно было смотреть на жизнь, надо, чтобы ее игра хорошо была сыграна, но для этого нужны хорошие актеры. Хорошими актерами находил я всех тщеславных: они играют и хотят, чтобы все смотрели на них с удовольствием, – весь дух их в этом желании. Они исполняют себя, они выдумывают себя, вблизи их люблю я смотреть на жизнь – это исцеляет от тоски
61. Совершать великое трудно, но еще трудней приказать великое. Самое непростительное в тебе: у тебя есть власть, и ты не хочешь властвовать. И я отвечал: «мне недостает голоса льва, чтобы приказывать». Тогда сказала тишина мне: «Самые тихие слова – те, что приносят бурю. Мысли, ступающие голубиными шагами, управляют миром. О, Заратустра, ты должен идти, как тень того, что должно наступить: так будешь ты приказывать и, приказывая, идти впереди»
62. Мужество нападающее – лучшее смертоносное оружие
63. Я вежлив с маленькими людьми, как со всякой маленькой неприятностью; быть колючим по отношению ко всему маленькому кажется мне мудростью, достойной ежа
64. Тот, кто хвалит, делает вид, что воздает должное, но на самом деле он хочет получить еще больше
65. Качества мужа здесь редки, поэтому их женщины становятся мужчинами. Ибо только тот, кто достаточно мужчина, освободит в женщине – женщину
66. Всюду, где есть слабость, болезнь и струпья, проповедники смирения ползают как вши; и только мое отвращение мешает мне давить их
67. Но что говорю я там, где нет моих ушей! Здесь еще целым часом рано до меня
68. Там хоть в колокола звони про свою мудрость – торгаши на базаре перезвонят ее звоном своих грошей
69. Трудно открыть человека, а себя самого еще труднее
70. Поистине, не люблю я тех, у кого всякая вещь называется хорошей и этот мир даже наилучшим из миров. Их называю я вседовольными
71. Вседовольство, умеющее находить всё вкусным – это не лучший вкус. Я уважаю упрямые, разборчивые языки и желудки, которые научились говорить «я», «да» и «нет»
72. Всё жевать и переваривать – это настоящая порода свиньи! Постоянно говорить: «и-а» – этому научился только осел и кто брат ему по духу
73. Кто хочет научиться летать, должен сперва научиться стоять, и ходить, и бегать, и прыгать, и танцевать, – нельзя сразу научиться летать!
74. Человек есть нечто, что нужно преодолеть, человек есть мост, а не цель; он радуется своему полдню и вечеру как пути, ведущему к новым утренним зорям
75. Кто первенец, тот приносится всегда в жертву
76. Не то, откуда вы идете, пусть составит отныне вашу честь, а то, куда вы идете
77. Не надо желать быть врачом неизлечимых
78. Я люблю храбрых; но недостаточно быть рубакой – надо знать, кого рубить
79. Часто бывает больше храбрости в том, чтобы удержаться и пройти мимо – и этим сохранить себя для более достойного врага
80. Зачем быть мягким, покорным и уступчивым? Все созидающие именно тверды. Станьте тверды!
81. Толпа – это всякая всячина, в ней всё перемешано: и святой, и негодяй, и барин, и еврей, и всякий скот из Ноева ковчега
82. Когда сильные мира последними и более скотами, чем людьми, – тогда поднимается и поднимается толпа в цене
83. Любите мир, как средство к новым войнам
84. Что хорошо? Хорошо быть храбрым
85. На базаре не верит никто в высших людей
86. Если вы хотите высоко подняться, пользуйтесь собственными ногами. Не позволяйте нести себя, не садитесь на чужие плечи и головы!
87. Окружайте себя маленькими, хорошими, совершенными вещами. Их зрелость исцеляет сердце
ПО ТУ СТОРОНУ ДОБРА И ЗЛА
(прелюдия к философии будущего)
1. «Где человеку нечего больше видеть и хватать руками, там ему также нечего больше искать» – императив для грубого поколения машинистов и мостостроителей будущего, назначение которых – исполнять черную работу
2. Мысль приходит, когда она хочет, а не когда я хочу
3. Никто не лжет так много, как негодующий
4. Трудно быть понятым, особенно если живешь среди людей, которые поголовно мыслят и живут иначе
5. Независимость – удел немногих; это преимущество сильных
6. То, что служит пищей высшему роду людей, должно быть почти ядом для низших людей. Добродетели заурядного человека были бы у философа равносильны порокам и слабостям
7. Общепринятые книги – всегда зловонные книги: запах маленьких людей всегда пристает к ним
8. Там, где толпа ест и пьет, даже где она поклоняется, – там обыкновенно воняет. Не нужно ходить в церкви, если хочешь дышать чистым воздухом
9. Никто не станет так легко считать какое-нибудь учение за истинное только потому, что оно делает счастливым или добродетельным. Счастье и добродетель вовсе не аргументы. Нечто может быть истинным, хотя бы оно было в высшей степени вредным и опасным
10. Твердость и хитрость служат более благоприятными условиями для возникновения сильного, независимого ума и философа, чем-то короткое, уступчивое благонравие, которое ценят в ученом
11. Нужно избавляться от дурного вкуса желать единомыслия со многими
12. Христианская вера есть с самого начала жертвоприношение: принесение в жертву всей свободы, всей гордости, всей самоуверенности духа и отдание себя в рабство
13. Аскет – вдохновленный противник естественного
14. «Я это сделал», – говорит моя память. «Я не мог этого сделать», – говорит моя гордость и остается непреклонной. В конце концов память уступает
15. Мы плохо всматриваемся в жизнь, если не замечаем той руки, которая щадя – убивает
16. Если имеешь характер, то имеешь и свои типичные пережитки, которые постоянно повторяются
17. Не сила, а продолжительность высших ощущений создает высших людей
18. Гениальный человек невыносим, если не обладает при этом, по крайней мере, еще двумя качествами: чувством благодарности и чистоплотностью
19. Женщина научается ненавидеть в той мере, в какой она разучивается очаровывать
20. Если крепко заковать свое сердце и держать его в плену, о можно дать много свободы своему уму
21. Очень умным людям начинают не доверять, если видят их смущенными
22. Свободомыслящему «благочестивцу познания» еще более противен благочестивый обман, чем нечестивый обман. Отсюда его глубокое непонимание церкви
23. Ты хочешь расположить его к себе? Так делай вид, что теряешься перед ним
24. Великие эпохи нашей жизни наступают тогда, когда у нас является мужество переименовать наше злое в наше лучшее
25. Народ есть окольный путь природы, чтобы прийти к 6-7 великим людям. Да, – и чтобы потом обойти их
26. Люди наказываются больше всего за свои добродетели
27. Кто не умеет найти дороги к своему идеалу, тот живет легкомысленнее и бесстыднее, чем человек без идеала
28. Женщина не была бы так гениальна в искусстве наряжаться, если бы не чувствовала инстинктивно, что ее удел – вторые роли
29. То, что сейчас считается злом, некогда считали добром
30. Иметь талант недостаточно: нужно также иметь на это ваше позволение
31. Люди свободно лгут ртом, но рожа, которую они при этом корчат, всегда говорит правду
32. Много говорить о себе – может также служить средством, чтобы скрывать себя
33. В хвале больше назойливости, чем порицания
34. Бывает заносчивость доброты, имеющая вид злобы
35. Некоторые сильные и опасные инстинкты, как, например, предприимчивость, безумная смелость, мстительность, хитрость, хищничество, властолюбие – сейчас безнравственны
36. Моральное суждение и осуждение – это излюбленная месть умственно ограниченных людей людям менее ограниченным. В глубине души им очень приятно, что существует масштаб, перед которым им равны одаренные люди
37. В человеке и тварь и творец соединены воедино: в человеке есть материал, обломок, глина, грязь, бессмыслица, хаос; но в человеке есть также и творец, ваятель, твердость молота
38. Сострадание относится к твари в человеке
39. Каждая добродетель тяготеет к глупости
40. Лучшее, что есть в нас, остается неизвестным, – его нельзя знать
41. Евреи – самая сильная и цепкая раса Европы
42. Мыслитель, на совести которого лежит будущее Европы, будет считаться с евреями и с русскими как с наиболее надежными и вероятными факторами в великой игре и борьбе сил
43. Тщеславный человек радуется каждому хорошему мнению о себе, независимо от его полезности, а также истинности или ложности. Точно так же он страдает от всякого дурного мнения о нем
44. Успех всегда был величайшим лжецом. Все великие люди замаскированы своими созданиями до неузнаваемости; творение только и создает вымышленную личность того, кто его создал. Многие великие люди были ребячливыми, легкомысленными, с душами, в которых обыкновенно надо скрывать какой-то изъян
45. Признаки знатности: никогда не помышлять об унижении своих обязанностей до обязанностей каждого человека; не иметь желания передавать кому-нибудь собственную ответственность, не иметь желания делиться ею; свои преимущества и пользование ими причислять к своим обязанностям
46. Даже война есть комедия и скрывает нечто, как всякое средство скрывает цель
47. нужен какой-нибудь счастливый случай для того, чтобы высший человек, в котором дремлет решение известной проблемы, еще вовремя начал действовать – чтобы его вовремя «прорвало». Этого в большинстве случаев не случается, и во всех уголках земного шара сидят ожидающие, которые едва знают, что они ждут напрасно. Иногда этот случай приходит слишком поздно, когда прошли лучшие годы юности
48.Всякое общение опошляет
49. Величайшие события и мысли – а величайшие мысли суть величайшие события – постигаются позже всего: поколения современников таких событий не переживают их – жизнь их протекает в стороне. Сколько веков нужно гению, чтобы его поняли?
50. Есть люди, обладающие таким умом, которого никак нельзя скрыть. Одно из лучших средств, чтобы с успехом представляться глупее, чем на самом деле, называется энтузиазмом
К ГЕНЕАЛОГИИ МОРАЛИ
(полемическое сочинение)
1. Платон, Спиноза, Ларошфуко и Кант – четыре ума, различные во всем, но согласные в одном – в низкой оценке сострадания
2. Свободный человек, держатель долгой несокрушимой воли, дает слово, как такое, на которое можно положиться, ибо он чувствует себя достаточно сильным, чтобы сдержать его даже вопреки несчастным случаям, даже вопреки судье. С такой же необходимостью у него всегда окажется наготове пинок для шавок, дающих обещания без всякого на то права, и розга для лжеца, нарушающего свое слово, еще не успев его выговорить
3. Уметь ручаться за себя и с гордостью сметь говорить «да» самому себе – это поздний плод – сколь долго он должен был кислым и терпким висеть на дереве! А еще дольше он оставался и вовсе незримым
4. Видеть страдание – приятно, причинять страдания – еще приятней: вот суровое правило человека, под которым подписались бы, должно быть и обезьяны, ибо в измышлении причудливых жестокостей они уже сполна предвещают человека и как бы№настраивают инструмент»
5. Никакого празднества без жестокости – так учит древнейшая продолжительнейшая история человека, – и даже в наказании так много праздничного!
6. Что собственно возмущает в страдании, так это не само страдание, а бессмысленность страдания
7. Как возникло на земле чувство справедливости: «преступник заслуживает наказания, т.к. он не мог поступить иначе». Гнев наказывающего ограничивался идеей, что всякий ущерб имеет в чем-то свой эквивалент и может быть возмещен хотя бы даже путем боли, причиненной вредителю
8. Страдание – погашение долгов
9. Если справедливый человек остается справедливым к человеку, причинившему ему вред, то ему не так-то легко веришь. Даже у порядочных людей наблюдается малая доза посягательства, злости
10. Развитие чувства вины сильнее всего было заторможено именно наказанием
11. Все инстинкты, не разряжающиеся вовне, обращаются вовнутрь
12. Государство – раса покорителей и господ, которая, обладая военной организованностью и организаторской способностью, налагала свои лапы на чудовищно превосходящее ее по численности, но бесформенное и бродяжное население
13. Сильные с такой же естественной необходимостью стремятся друг от друга, как слабые друг к другу; если первые сходятся, то случается это лишь в перспективе общей агрессивной акции и общего удовлетворения их воли к власти, вопреки совести каждого из них; последние, напротив, сплачиваются, испытывая удовольствие как раз от этой сплоченности
14. Какой умный человек написал бы еще о себе нынче искреннее слово?
15. Мы, познающие, в конце концов проникаемся недоверием ко всякого рода верующим. Всюду, где сила веры чересчур выпирает на передний план, мы видим слабость аргументов, неправдоподобность самого предмета веры
16. Сильная вера возбуждает подозрение к тому, во то она верит; она не обосновывает истину, она обосновывает некоторое правдоподобие – иллюзии
СУМЕРКИ ИДОЛОВ,
или как философствуют молотом
1. Сохранять веселость в мрачном и чрезмерно ответственном деле – не малый фокус; а что же тут нужнее веселости? Ни одна вещь не удается, если в ней не принимает участия задор
2. В мире больше идолов, чем реальностей. Тут задавать вопросы молотом
3. Что не убивает меня, то делает меня сильнее
4. Помогай себе сам: тогда поможет тебе и каждый
5. Не надо проявлять трусости по отношению к своим поступкам! Не надо вслед затем бежать от них!
6. Угрызения совести неприличны
7. Ты хотел бы удесятерить себя? Ты ищешь приверженцев? Ищи нулей!
8. Нас никогда не поймут – и отсюда наш авторитет
9. О жизни мудрейшие люди всех времен судили одинаково: она не стоит ничего
10. Суждения о ценности жизни не могут быть истинными. Сами по себе такие суждения являются глупостями
11. Любовь является торжеством над христианством. Другим торжеством является наше одухотворение вражды. Оно состоит в глубоком понимании ценности иметь врагов. Церковь хотела во все времена уничтожения своих врагов – мы же, имморалисты и антихристиане, видим выгоду в том, чтобы церковь продолжала существовать. Также и в области политики – каждая партия видит интерес своего самосохранения в том, чтобы противная ей партия не потеряла силы. В особенности новое создание, например, новая империя, нуждается более во врагах, нежели в друзьях: только в контрасте чувствует она себя необходимой
12. Являешься плодовитым лишь в силу того, что богат контрастами; остаешься молодым лишь при условии, что душа не ложится врастяжку, не жаждет мира
13. Нет более опасного заблуждения, чем смешивать следствие с причиной
14. Никто не ответственен за то, что он вообще существует, что он обладает такими-то качествами, что он находится среди этих обстоятельств, в этой обстановке. Фатальность его существа не может быть высвобождена из фатальности всего того, что было и что будет. Он не есть следствие собственного намерения, воли, цели. Абсурдно желать свалить его сущность в какую-нибудь цель. Мы изобрели понятие «цель»: в реальности отсутствует цель. Являешься частицей рока, принадлежишь к целому, существуешь в целом – нет ничего, что могло бы судить, мерить, осуждать целое. Но нет ничего, кроме целого!
15. Все средства, которые до сих пор должны были сделать человечество нравственным, были совершенно безнравственными
16. Я понимаю под умом осторожность, терпение, хитрость, притворство, великое самообладание
17. Шопенгауэр представляет собой европейское явление, подобно Гёте, а не только местное, национальное
18. Браниться – это удовольствие для всех бедняков, – это дает маленькое опьянение властью
19. Сетование истекает из слабости
20. Альтруистическая мораль является дурным признаком. Не хватает самого лучшего, когда начинает не хватать эгоизма
21. Больной – паразит общества. В известном состоянии неприлично продолжать жить. Гордо умереть, если уже нет возможности гордо жить. Смерть не вовремя – смерть труса
22. Не в наших руках воспрепятствовать нашему рождению: но эту ошибку – ибо порою это ошибка – мы можем исправить
23. Ставший свободным ум топчет ногами тот презренный вид благоденствия, о котором мечтают мелочные лавочники, христиане, коровы, женщины, англичане и другие демократы
24. Народы, имевшие какую-либо ценность, ставшие ценными, никогда не делались таковыми под влиянием либеральных учреждений: великая опасность делала из них нечто, заслуживающее уважения, опасность, которая принуждает нас быть сильными
25. Надо иметь необходимость быть сильным – иначе им не будешь никогда
26. Брак не основывают на любви, – его основывают на половом инстинкте, на инстинкте собственности (жена и ребенок как собственность), на инстинкте властвования
27. Если напряжение в массе слишком велико, то достаточно самого случайного раздражения, чтобы вызвать к жизни гения
28. Тип преступника – это тип сильного человека при неблагоприятных условиях
АНТИХРИСТ
Проклятие христианству
1. Надо быть честным в интеллектуальных вещах до жестокости
2. Что хорошо? – Всё, что повышает в человеке чувство власти, волю к власти, самую власть. Что дурно? – Всё, что происходит из слабости. Что есть счастье? – Чувство растущей власти, чувство преодолеваемого противодействия
3. Слабые и неудачники должны погибнуть – первое положение нашей любви к человеку. И им нужно еще помочь в этом
4. Что вреднее всякого порока? – Деятельное сострадание ко всем слабым и неудачникам – христианство
5. Христианство взяло сторону всех слабых, униженных, неудачников. Оно внесло порчу в разум духовно-сильных натур, т.к. оно научило их чувствовать высшие духовные ценности как греховные
6. Вот пример, вызывающий глубочайшее сожаление: гибель Паскаля, который верил, что причиной гибели его разума был первородный грех, между тем как ею было лишь христианство
7. Сострадание противоположно тоническим аффектам, повышающим энергию жизненного чувства; оно действует угнетающе. Через сострадание теряется сила
8. При известных обстоятельствах путем сострадания достигается такая величина ущерба жизни и жизненной энергии, которая находится в нелепо преувеличенном отношении к величине причины (случай смерти Назореянина)
9. Сострадание противоречит закону развития. Оно поддерживает то, что должно погибнуть, поддерживая в жизни неудачное всякого рода
10. В христианстве тело презирается, гигиена отвергается как чувственность; церковь отвращается даже от чистоплотности (закрытие бань). Христианство есть в известном смысле жестокость к себе и другим, ненависть к инакомыслящим, воля к преследованию. Мрачные и волнующие представления здесь на переднем плане. Диета приспособлена к тому, чтобы покровительствовать болезненным явлениям и крайне раздражать нервы. Христианство – это ненависть к уму, гордости, мужеству, свободе; ненависть к чувствам, к радости вообще
11. Христос бы политическим преступником. Это привело его на крест: доказательством может служить надпись на кресте. Он умер за свою вину, – нет основания утверждать, как бы часто это ни делали, что он умер за вину других
12. История святых – это самая двусмысленная литература, какая вообще только существует: применять научные методы там, где отсутствуют какие-либо документы – безнадежное дело
13. Понятия «страшный суд», «бессмертие души» – это орудия пытки, это системы жестокостей, при помощи которых жрец сделался господином и остался таковым
14. Слово «христианство» есть недоразумение, – в сущности был только один христианин, и он умер на кресте
15. Абсурдная проблема: как мог Бог допустить смерти Христа? На это поврежденный разум маленькой общины дал такой же ужасный по своей абсурдности ответ: Бог отдал своего сына для искупления грехов, как жертву. Очистительная жертва, и притом в самой отвратительной и варварской форме, жертва невинным за грехи виновных!
16. Христианство обещает всё, но не исполняет ничего
17. Павел создал ложь о «воскресшем» Иисусе. Он хотел цели, следовательно, он хотел и средства. Во что не верил он сам, в то верили те идиоты, среди которых он сеял свое учение. Его потребностью была власть; при помощи Павла еще раз жрец захотел добиться власти – ему нужны были только понятия, учения, символы, которыми тиранизируют массы, образуют стада. Позже Магомет заимствовал у Христа изобретение Павла, его средство к жреческой тирании, к образованию стада: веру в бессмертие, т.е. учение о «Суде»
18. К счастью, книги для большинства есть только литература. Нельзя позволять вводить себя в заблуждение: «не судите!», – говорят они, но сами посылают в ад всё, что стоит у них на пути. Перепоручая суд Богу, они судят сами; прославляя Бога, они прославляют самих себя; требуя тех добродетелей, которые им не свойственны, они придают себе величественный вид борьбы за добродетель. «Мы живем, мы умираем, мы жертвуем собой за благо»: в действительности же они делают то, чего не могут не делать
19. Во всем Новом Завете встречается только единственная фигура, достойная уважения – Пилат. Он не может принудить себя к тому, чтобы приять всерьез спор иудеев. Одним евреем больше или меньше – что за важность?
20. Религия, которая, подобно христианству, не соприкасается с действительностью ни в одном пункте, – по справедливости должна быть враждебна «мудрости мира»
21 Павел понял, что ложь, что «вера» была необходима: церковь позже поняла Павла – тот «Бог», которого изобрел Павел, Бог, который позорит «мудрость мира» – это поистине только смелое решение Павла назвать «Богом» свою собственную волю
22. Когда человек научился вкушать от дерева познания, Ветхого Бога охватил адский ужас. Сам человек сделался величайшим промахом Бога, он создал в нем себе соперника: наука делает равным Богу, – приходит конец жрецам и богам, когда человек начинает познавать науку! Только это одно и есть мораль – «ты не должен познавать». Человек не должен думать. – И «жрец в себе» изобретает нужду, беременность, смерть и т.д. И вот последнее решение приходит Ветхому Богу: «человек познал науку, – ничто не помогает, надо его утопить!»
23. Начало Библии содержит всю психологию жреца. – Жрец знает только одну великую опасность – науку: здоровое понятие о причине и следствии. Но наука в целом преуспевает только при счастливых обстоятельствах: нужно иметь избыток времени и духа, чтобы познавать, следовательно, нужно сделать человека несчастным. Это всегда было логикой жреца. Понятие о вине и наказании, весь «нравственный миропорядок» изобретен против науки, против освобождения человека от жреца. Человек не должен смотреть на вещи умно и предусмотрительно, как изучающий; он должен страдать. И он должен так страдать, чтобы ему был необходим жрец. Нужен Спаситель, чтобы разрушить в человеке чувство причинности, изобретаются понятия о вине и наказании. Если естественные следствия перестают быть естественными, но мыслятся как обусловленные призрачными понятиями («Бог», «душа») – этим уничтожаются необходимые условия познания – над человечеством совершается величайшее преступление
24. Грех – эта форма саморастления человека, изобретен для того, чтобы сделать невозможным науку, культуру, всякое возвышение и облагораживание человека; жрец господствует благодаря изобретению греха
25. Неприлично быть верующим
26. У христиан существует критерий истины, который называется «доказательство от силы». Вера делает блаженным, следовательно, она истинна. Но блаженство здесь не доказывается, а только обещается; блаженство обусловливается верой: должен сделаться блаженным, потому что веришь. Но ничем не доказывается то, что действительно наступит то, что жрец обещает верующему, как «потустороннее»
26. Бог на кресте – неужели еще до сих пор непонятна ужасная подоплека этого символа? Всё, что страдает, что на кресте – божественно
27. Христианство было победой, более благородное погибло в нем
28. До сих пор христианство было величайшим несчастьем человечества
29. Мученики вредили истине. Как? Разве изменяется вещь в своей ценности только от того, что за нее кто-нибудь кладет свою жизнь? До сих пор женщина стоит на коленях перед заблуждением, потому что ей сказали, что кто-то за нее умер на кресте. Разве же крест – аргумент? А если же кто и идет на огонь из-за своего учения – что же это доказывает?
30. Убеждение – это тюрьма. При нем не видишь достаточно далеко вокруг и под собой. Свобода от всякого рода убеждений – это сила, это способность смотреть свободно
31. Убеждение как средство: многого можно достигнуть благодаря убеждению
32. Великая страсть может пользоваться убеждениями, но она не подчиняется им – она считает себя суверенной. Наоборот: потребность в вере, в безусловном «да» или «нет», есть потребность слабости
33. Верующий принадлежит не себе, он может быть использован, он нуждается в ком-нибудь, кто бы его использовал
34. Совершенно обманулись бы, если бы предположили недостаток ума у вождей христианского движения: они умны до святости. Им недостает совсем иного. Природа ими пренебрегла – она забыла уделить им скромное приданое честных, приличных, чистоплотных инстинктов. Это не мужчины. Если ислам презирает христианство, то он тысячу раз прав: предпосылка ислама – мужчины
ECCE HOMO
Как становятся самим собою
1. Заблуждение (вера в идеал) не есть слепота, заблуждение есть трусость. Всякое завоевание, всякий шаг вперед в познании вытекает из мужества, из строгости к себе, из чистоплотности в отношении себя
2. Самые тихие слова – те, что приносят бурю. Мысли, приходящие как голубь, управляют миром
3. Я всегда выше случая; мне не надо быть подготовленным, чтобы владеть собой
4. У меня нет надлежащего критерия для того, что такое угрызение совести. Оно не представляется мне чем-то достойным уважения
5. Надо по возможности устранить со своего пути случайность, внешнее раздражение
6. Я не читаю Паскаля, но люблю как самую поучительную жертву христианства, которую медленно убивали сначала телесно, потом психологически
7. Я знаю только одно отношение к великим задачам – игру: как признак величие это есть существенное условие. Малейшее напряжение, более угрюмая мина, какой-нибудь жесткий звук в горле – всё это будет возражением против человека и еще более против его творения! Нельзя иметь нервов
8. Любовь: в своих средствах – война, в своей основе – смертельная ненависть полов
9. Женщине нужен ребенок, мужчина всего лишь средство
10. «Эмансипированная женщина» – это инстинктивная ненависть неудачной, т.е. не приспособленной к деторождению, женщины к женщине удачной – борьба с мужчиной есть только средство, предлог, тактика. Она хочет, возвышая себя как «женщину в себе», как «высшую женщину», понизить общий уровень женщины. Это неудачницы, у которых скрытым инстинктом является мщение
11. Проповедь целомудрия есть публичное подстрекательство к противоестественности
12. Всякое презрение половой жизни, всякое осквернение ее понятием «нечистого» есть преступление перед жизнью
13. Гений сердца заставляет всё громкое и самодовольное молчать и прислушиваться
14. Человек – бесформенная масса, материал, безобразный камень, требующий еще ваятеля
15. Станьте тверды! Все созидающие тверды
16. Я человек рока. Ибо когда истина вступает в борьбу с ложью тысячелетий, у нас будут сотрясения, судороги, которые никогда не снились. Понятие политики совершенно растворится в духовной войне, все формы власти старого общества взлетят в воздух – они покоятся на лжи: будут войны, каких еще никогда не было на земле. Только с меня начинается на земле большая политика
17. Смотреть на бедствия как на нечто, что подлежит уничтожению, есть роковая глупость, почти столь же глупая, как глупа была бы воля, пожелавшая уничтожить дурную погоду из-за сострадания, например, к бедным людям
18. В великой экономии целого ужасы реальности в неизмеримой степени более необходимы, чем так называемая доброта
19. Ибо добрые не могут созидать: они всегда начало конца
20. И какой бы вред ни нанесли клеветники на мир, вред добрых – самый вредный вред
21. Когда упадочный род людей восходит на ступень наивысшего рода, то это может произойти только за счет противоположного им рода – рода сильных и уверенных в жизни людей. Когда стадное животное сияет в блеске самой чистой добродетели, тогда исключительный человек должен быть оценкой низведен на ступень злого
22. Никто еще не чувствовал христианскую мораль ниже себя; для этого нужна была высота. До сих пор все мыслители были в услужении у христианской морали
23. В понятие доброго человека включено всё слабое, больное, неудачное, всё, что должно погибнуть – нарушен закон отбора, сделан идеал из противоречия человеку гордому и удачному, утверждающему, уверенному в будущем и обеспечивающему это будущее – он называется отныне злым
24. Мужество допускает такое объяснение: человек добровольно идет навстречу беде, грозящей ему в текущую минуту, дабы тем предотвратить в будущем еще больше беды. Между тем как трусость поступает наоборот
ВОЛЯ К ВЛАСТИ
Опыт переоценки всех ценностей
1. Степень неверия и допускаемой свободы духа – мерило возрастания силы
2. То, что убеждает, тем самым еще не становится истинным, оно только убедительно
3. Всё, что делается в состоянии слабости – терпит неудачу. Слабый вредит сам себе
4. Множественность и разорванность инстинктов, недостаток объединяющей их системы проявляется как «слабая воля»; координация же их под властью одного из них действует как «сильная воля». В первом случае – колебание и недостаток устойчивости, во втором – ясность и определенность направления
5.Наследственна не болезнь, а болезненность: бессилие в сопротивлении опасным и вредным нашествиям; надломленная сила противодействия; выражаясь морально: покорность и смирение перед врагом
6. Оскудевший жизнью, слабый, еще более обедняет жизнь; богатый жизнью, сильный, обогащает ее. Первый является паразитом ее, второй – одаряет ее
7. На высшей ступени власти должен стоять самый опьяненный
8. Слепое подчинение влиянию среды относится к декадансу
9. Стадный инстинкт – суммирование нулей, где каждый нуль имеет одинаковые права, где считается добродетелью быть нулем
10. Жизнь есть результат войны, само общество – средство для войны
11. Я учу говорить «нет» всему, что ослабляет и истощает. Я учу говорить «да» всему, что усиливает, что накопляет силы, что оправдывает чувство силы
12. Кто же окажется самым сильным? Самые умеренные, те, кто не нуждается в крайних догматах веры, те, кто не только допускают добрую долю случайности, бессмысленности, но и любят ее, те, которые умеют размышлять о человеке, значительно ограничивая его ценность, но не становясь, однако, от этого ни приниженными, ни слабыми; наиболее богатые здоровьем, те, которые легче переносят всякие невзгоды, и поэтому не слишком их боятся – люди, уверенные в своей силе и с сознательной гордостью олицетворяющие достигнутую человеком мощь
13. Те же причины, которые ведут к измельчанию людей, влекут более сильных и более редких вверх к величине
14. Я не нашел никаких оснований к унынию. Кто сохранил и воспитал в себе крепкую волю, вместе с широким умом, имеет более благоприятные шансы, чем когда-либо. Ибо способность чловека быть дрессируемым стала весьма велика в этой демократической Европе; люди, легко поддающиеся, представляют правило; стадное животное, даже весьма интеллигентное, подготовлено. Кто может повелевать, находит таких, которые должны подчиняться. Конкуренция с сильными и неинтеллигентными волями, которая служит главным препятствием, незначительна
15. Что отличает нас, хороших европейцев, от людей различных отечеств, какое мы имеем перед ними преимущество? Во-первых, мы атеисты и имморалисты, но мы одерживаем религии и морали стадного инстинкта: дело в том, что при помощи их подготовляется порода людей, которая когда-нибудь да попадет в наши руки, которая должна будет восхотеть нашей руки.
16. Мы по ту сторону добра и зла, но мы требуем безусловного признания святыни стадной морали. Мы оставляем за собой право на различные виды философии, в проповеди которой может оказаться надобность. Мы будем поддерживать развитие и окончательное созревание демократизма: он приводит к ослаблению воли
17. Мы имеем преимущество перед людьми из стада. Вся наша сила тратится на развитие силы воли, искусства, позволяющего нам носить маски, при уготовлении к тому, чтобы стать законодателям будущего, владыками земли; по крайней мере, чтобы этим стали наши дети
18. Стадо стремится сохранить известный тип и обороняется на две стороны – как против вырождающихся (преступников и т.д.), так и против выдающихся над ними. Тенденция стада направлена на неподвижность, застой и сохранение, в нем нет ничего творческого
19. Не следует заблуждаться в самом себе. Кто слышит в себе голос морального императива в той форме, как его понимает альтруизм, тот принадлежит к стаду. Если же в тебе говорит обратное чувство, если ты чувствуешь в своих бескорыстных и самоотверженных поступках опасность для себя, свое уклонение с пути, то ты не принадлежишь к стаду
20. Опираясь исключительно на добродетель, нельзя утвердить господство добродетели; когда опираются на добродетель, то отказываются от власти, утрачивают волю к власти
21. На пути к власти необходимо устранить неверующих: они мешают морализации масс
22. Подберите качества хорошего человека; почему они нам приятны? Потому что с ним нам не нужно воевать, потому что он не вызывает в нас ни недоверия, ни осторожности, ни сдержанности, ни строгости: наша лень, добродушие, легкомыслие чувствуют себя хорошо при этом. Наше хорошее самочувствие и есть то, что мы проецируем из себя наружу и засчитываем хорошему человеку как его свойство, как его ценность
23. Необходимо шаг за шагом суживать и ограничивать царство моральности: нужно извлечь на свет Божий подлинные имена действующих в этом случае инстинктов и кружить их заслуженным почетом, после того, как их долгое время прятали под лицемерной маской добродетели; нужно отучиваться о стыда, заставляющего нас отрекаться от наших естественных инстинктов и замалчивать их
24. Мерой силы должна служить большая или меньшая способность обходиться без добродетели
25. Не напоминает ли мораль в известном отношении фальшивомонетчика? Она утверждает, что якобы что-то знает, а именно: что такое «добро и зло». Это значит утверждать, что знаешь, для чего человек существует. Это значит утверждать, что у человека есть цель, назначение
26. Основная тенденция слабых и посредственных всех времен – сделать более сильных слабее, низвести их к своему уровню: главное средство – моральное суждение
27. Скромным, прилежным, благожелательным, умеренным: таким вы хотели бы видеть хорошего человека? Но мне он представляется только идеальным рабом. Все эти качества – препоны владыческому строю души, развитой изобретательности, постановке героических целей
28. Надо иметь сильных противников, чтобы стать сильным. Наше стремление к самосохранению хочет, чтобы наши противники не утратили своей силы – оно стремится только стать господином над ними
29. Говорят то, что думают и являются правдивыми только при известных условиях, а именно при предположении, что говорящий будет понят благожелательно. Скрытность обнаруживается по отношению к тем, кто нам чужды; а кто хочет чего-нибудь достичь, тот говорит то, что он хотел бы, чтобы о нем думали, но не то, что он действительно думает
30. Некоторые моралисты хотят, чтобы вера была отличительным признаком великих, но в действительности величие характеризуется решительностью, скептицизмом, «безнравственностью», умением расстаться с известной верой
31. Притворство увеличивается по мере того, как мы поднимаемся по иерархической лестнице существ. В неорганическом мире оно, по-видимому, отсутствует – сила против силы, без всяких прикрас. В органическом начинается хитрость – растения уже мастера в ней. Высшие люди, как Цезарь, Наполеон, также и высшие расы – наиболее хитры. Многогранная хитрость составляет существо возвышения человека
32. Нормальное неудовлетворение наших влечений, например, голода, полового влечения, влечения к движению, отнюдь еще не содержит в себе ничего, что понижало бы настроение; наоборот, оно действует на ощущение жизни возбуждающим образом, точно так же, как и всякий ритм небольших, причиняющих боль, раздражений его усиливает, что бы ни говорили пессимисты. Это неудовлетворение не только не отравляет нам жизнь, но, напротив, представляет великое побуждение к жизни
33. Существуют случаи, где некоторый вид удовольствия обусловлен известным ритмическим следованием небольших раздражений неудовольствия: этим путем достигается очень быстрое нарастание чувства власти, чувства удовольствия. Небольшое препятствие, которое устраняется и за которым следует тотчас же опять другое небольшое препятствие, снова устраняемое – эта игра сопротивления и победы энергичнее всего возбуждает то общее чувство излишка силы, которое составляет сущность удовольствия
34. Мы должны остерегаться делать наши «желательности» судьями бытия
1