 |
 |
 |
1. Все в жизни, что меня не убивает, делает меня сильнее 2. Очень умным людям начинают не доверять, если видят их смущение 3. Будь тем, кто ты есть! 4. Мы охладеваем к тому, что познали, как только делимся этим с другими 5. Только человек сопротивляется направлению гравитации: ему постоянно хочется падать – вверх 6. Бог дал нам музыку, чтобы мы прежде всего влеклись ею ввысь 7. Без музыки жизнь была бы ошибкой 8. Нужны новые уши для новой музыки 9. Потому уклоняюсь я теперь от счастья моего и предаю себя всем несчастьям - чтобы испытать и познать себя в последний раз 10. Надо учиться любить себя - любовью здоровой и святой, чтобы оставаться верным себе и не терять себя 11. Любите, пожалуй, своего ближнего как самого себя. Но прежде всего будьте такими, которые любят самих себя 12. Такими хочу я видеть мужчину и женщину: его - способным к войне, ее - к деторождению, но чтобы оба они могли танцевать - не только ногами, но и головой 13. Факт всегда глуп 14. Факты не существуют - есть только интерпретации 15. Ни один победитель не верит в случайность 16. Человек - это канат, натянутый между животным и сверхчеловеком, - канат над пропастью. В человеке ценно то, что он мост, а не цель 17. Культура - это лишь тоненькая яблочная кожура над раскаленным хаосом 18. Кто беден любовью, тот скупится даже своей вежливостью 19. Наш долг - это право, которое другие имеют на нас 20. Познание - одна из форм аскетизма 21. Аскет из добродетели делает нужду 22. Опасности попасть под экипаж человек подвергается, когда только что выскочил из-под другого экипажа 23. С человеком происходит то же, что и с деревом. Чем больше стремится он вверх, к свету, тем глубже уходят корни его в землю, вниз, в мрак и глубину - ко злу 24. Чувство осязания бывает болезненно раздражено до такой степени, что прикосновение к любому твердому предмету заставляет содрогнуться 25. Женщина лучше мужчины понимает детей, но мужчина больше ребенок, чем женщина 26. Тот, кто ответил себе на вопрос: «Зачем жить?» — сможет вытерпеть почти любой ответ на вопрос: «Как жить?» 27. Моральные люди испытывают самодовольство при угрызениях совести 28. Нельзя прощать тем, кто не умеет прощать 29. Смерть достаточно близка, чтобы можно было не страшиться жизни 30. Человек, ни разу еще не думавший о деньгах, о чести, о приобретении влиятельных связей, о должности, — да разве может он знать людей? 31. Опасность мудрого в том, что он больше всех подвержен соблазну влюбиться в неразумное 32. Люди, стремящиеся к величию, суть по обыкновению злые люди: таков их единственный способ выносить самих себя 33. Чем свободнее и сильнее индивидуум, тем взыскательнее становится его любовь 34. Те, кто до сих пор больше всего любили человека, всегда причиняли ему наисильнейшую боль; подобно всем любящим, они требовали от него невозможного 35. Кто подвергается нападкам со стороны своего времени, тот еще недостаточно опередил его — или отстал от него 36. Одиннадцать двенадцатых всех великих людей истории были лишь представителями какого-то великого дела 37. В стадах нет ничего хорошего, даже если они бегут вслед за тобой 38. Когда спариваются скепсис и томление, возникает мистика 39. Каждая церковь — камень на могиле Богочеловека: ей не хочется, чтобы Он вновь воскрес. 40. Верующий находит своего естественного врага не в свободомыслящем, а в религиозном человеке 41. Сильнее всего ненавистен верующему не свободный ум, а новый ум, обладающий новой верой 42. Мораль — это важничанье человека перед природой 43. Когда морализируют добрые, они вызывают отвращение; когда морализируют злые, они вызывают страх 44. Большинство людей слишком глупы, чтобы быть корыстными 45. Говорят «удовольствие» — и думают об усладах; говорят «чувство» — и думают о чувственности; говорят «тело», а думают о том, что ниже тела, — и вот таким образом была обесчещена троица хороших вещей 46. Церковь, это своего рода государство, но особенно лживое 47. «Возлюби ближнего своего» — это значит прежде всего: «Оставь ближнего своего в покое!» — И как раз эта деталь добродетели связана с наибольшими трудностями 48. Я не понимаю, к чему заниматься злословием. Если хочешь насолить кому-нибудь, достаточно сказать о нем какую-нибудь правду 49. Вовсе не так легко отыскать книгу, которая научила нас столь же многому, как книга, написанная нами самими 50. Убожество в любви охотно маскируется отсутствием достойного любви 51. Не через взаимную любовь прекращается несчастье неразделенной любви, но через большую любовь 52. Не то, что мешает нам быть любимыми, а то, что мешает нам любить полностью, ненавидим мы больше всего 53. Ревность — остроумнейшая страсть и тем не менее все еще величайшая глупость 54. Брак — это наиболее изолганная форма половой жизни 55. Есть дающие натуры и есть воздающие 56. Люди недоверчивые в отношении самих себя, больше хотят быть любимыми, нежели любить, дабы однажды, хотя бы на мгновение, суметь поверить в самих себя 57. По ту сторону Севера, по ту сторону льда, по ту сторону сегодня – наша жизнь, наша счастье 58. Брак выдуман для посредственных людей, которые бездарны как в большой любви, так и в большой дружбе, - стало быть, для большинства: но и для тех вполне редкостных людей, которые способны как на любовь, так и на дружбу 59. В настоящем мужчине скрыто дитя, которое хочет играть 60. Вы, любители познания! Что же до сих пор из любви сделали вы для познания? Совершили ли вы уже кражу или убийство, чтобы узнать, каково на душе у вора и убийцы? 61. Долгие и великие страдания воспитывают в человеке тирана 62. Есть степень заядлой лживости, которую называют «чистой совестью» 63. Лучшим автором будет тот, кто стыдится стать писателем 64. Любовь к жизни – это почти противоположность любви к долгожительству. Всякая любовь думает о мгновении и вечности, - но никогда о продолжительности 65. Мы хвалим то, что приходится нам по вкусу: это значит, когда мы хвалим, мы хвалим собственный вкус – не грешит ли это против всякого хорошего вкуса? 66. Для глупого лба по праву необходим, в виде аргумента, сжатый кулак 67. Нужно гордо поклоняться, если не можешь быть идолом 68. Мистические объяснения считаются глубокими. Истина в том, что они даже и не поверхностны 69. Он мыслитель: это значит, он умеет воспринимать вещи проще, чем они суть 70. Одухотворяет сердце; дух же сидит и вселяет мужество в опасности. О, уж этот язык! 71. Больные лихорадкой видят лишь призраки вещей, а те, у кого нормальная температура, - лишь тени вещей; при этом те и другие нуждаются в одинаковых словах 72. Кто в состоянии сильно ощутить взгляд мыслителя, тот не может отделаться от ужасного впечатления, которое производят животные, чей глаз медленно, как бы на стержне, вытаращивается из головы и оглядывается вокруг 73. Кому свойственно отвращение к возвышенному, тому не только "да", но и "нет" кажется слишком патетическим, - он не принадлежит к отрицающим умам, и, случись ему оказаться на их путях, он внезапно останавливается и бежит прочь - в заросли скепсиса 74. Чья мысль хоть раз переступала мост, ведущий к мистике, тот не возвращается оттуда без мыслей, не отмеченных стигматами 75. Вера в причину и следствие коренится в сильнейшем из инстинктов: в инстинкте мести 76. Кто чувствует несвободу воли, тот душевнобольной; кто отрицает ее, тот глуп 77. Совершенное познание необходимости устранило бы всякое "долженствование", - но и постигло бы необходимость "долженствования", как следствие незнания 78. Я различаю среди философствующих два сорта людей: одни всегда размышляют о своей защите, другие - о нападении на своих врагов 79. Нести при себе свое золото в не отчеканенном виде связано с неудобствами; так поступает мыслитель, лишенный формул 80. Кто хочет оправдать существование, тому надобно еще и уметь быть адвокатом Бога перед дьяволом 81. Богу, который любит, не делает чести заставлять любить Себя: он скорее предпочел бы быть ненавистным 82. Каждая церковь - камень на могиле Богочеловека: ей непременно хочется, чтобы Он не воскрес снова 83. Содеянное из любви не морально, а религиозно 84. Кто не находит больше в Боге великого как такового, тот вообще не находит его уже нигде - он должен либо отрицать его, либо созидать 85. Любя, мы творим людей по подобию нашего Бога, - и лишь затем мы от всего сердца ненавидим нашего дьявола 86. Творить: это значит - выставлять из себя нечто, делать себя более пустым, более бедным и более любящим. Когда Бог сотворил мир, Он и сам был тогда не больше чем пустым понятием - и любовью к сотворенному 87. Вы называете это саморазложением Бога: но это лишь его шелушение - он сбрасывает свою моральную кожу! И вскоре вам предстоит увидеть Его снова, по ту сторону добра и зла 88. Господствовать - и не быть больше рабом Божьим: осталось лишь это средство, чтобы облагородить людей 89. "Не существует человека, ибо не существовало первого человека!" - так заключают животные 90. Должно быть, некий дьявол изобрел мораль, чтобы замучить людей гордостью: а другой дьявол лишит их однажды ее, чтобы замучить их самопрезрением 91. Мораль нынче увертка для лишних и случайных людей, для нищего духом и силою отребья, которому не следовало бы жить, - мораль, поскольку милосердие; ибо она говорит каждому: "ты все-таки представляешь собою нечто весьма важное", - что, разумеется, есть ложь 92. В моей голове нет ничего, кроме личной морали, и сотворить себе право на нее составляет смысл всех моих исторических вопросов о морали. Это ужасно трудно - сотворить себе такое право 93. Ах, как удобно вы пристроились! У вас есть закон и дурной глаз на того, кто только в помыслах обращен против закона. Мы же свободны - что знаете вы о муке ответственности в отношении самого себя! 94. В каждом поступке высшего человека ваш нравственный закон стократно нарушен 95. Для меня не должно быть человека, к которому я испытывал бы отвращение или ненависть 96. Испытывал ли я когда-нибудь угрызения совести? Память моя хранит на этот счет молчание 97. Люблю ли я музыку? Я не знаю: слишком часто я ее и ненавижу. Но музыка любит меня, и стоит лишь кому-то покинуть меня, как она мигом рвется ко мне и хочет быть любимой 98. Странно! Стоит лишь мне умолчать о какой-то мысли и держаться от нее подальше, как эта самая мысль непременно является мне воплощенной в облике человека, и мне приходится теперь любезничать с этим "ангелом Божьим"! 99. Мой глаз видит идеалы других людей, и зрелище это часто восхищает меня; вы же, близорукие, думаете, что это - мои идеалы 100. "Друг, все, что ты любил, разочаровало тебя: разочарование стало вконец твоей привычкой, и твоя последняя любовь, которую ты называешь любовью к "истине", есть, должно быть, как раз любовь - к разочарованию" 101. Опасность мудрого в том, что он больше всех подвержен соблазну влюбиться в неразумное 102. Лестница моих чувств высока, и вовсе не без охоты усаживаюсь я на самых низких ее ступенях, как раз оттого, что часто слишком долго приходится мне сидеть на самых высоких: оттого, что ветер дудит там пронзительно и свет часто бывает слишком ярким 103. Я не бегу близости людей: как раз даль, извечная даль, пролегающая между человеком и человеком, гонит меня в одиночество 104. Что до героя, я не столь уж хорошего мнения о нем - и все-таки: он - наиболее приемлемая форма существования, в особенности когда нет другого выбора 105. Героизм - таково настроение человека, стремящегося к цели, помимо которой он вообще уже не идет в счет. Героизм - это добрая воля к абсолютной самопогибели 106. Причинять боль тому, кого мы любим, - сущая чертовщина. По отношению к нам самим таково состояние героических людей: предельное насилие. Стремление впасть в противоположную крайность относится сюда же 107. Кто стремиться к величию, у того есть основания увенчивать свой путь и довольствоваться количеством. Люди качества стремятся к малому 108. В пылу борьбы можно пожертвовать жизнью: но побеждающий снедаем искусом отшвырнуть от себя свою жизнь. Каждой победе присуще презрение к жизни 109. Желать чего-то и добиваться этого - считается признаком сильного характера. Но даже не желая чего-то, все-таки добиваться этого - свойственно сильнейшим, которые ощущают себя воплощенным фатумом 110. Заблистать через триста лет - моя жажда славы 111. И истина требует, подобно всем женщинам, чтобы ее любовник стал ради нее лгуном, но не тщеславие ее требует этого, а ее жестокость 112. Жизнь ради познания есть, пожалуй, нечто безумное; и все же она есть признак веселого настроения. Человек, одержимый этой волей, выглядит столь же потешным образом, как слон, силящийся стоять на голове 113. Для познающего всякое право собственности теряет силу: или же все есть грабеж и воровство 114. Вы, любители познания! Что же до сих пор из любви сделали вы для познания? Совершили ли вы уже кражу или убийство, чтобы узнать, каково на душе у вора и убийцы? 115. В усталости нами овладевают и давно преодоленные понятия 116. Нечто схожее с отношением обоих полов друг к другу есть и в отдельном человеке, именно, отношение воли и интеллекта (или, как говорят, сердца и головы) - это суть мужчина и женщина; между ними дело идет всегда о любви, зачатии, беременности. И заметьте хорошенько: сердце здесь мужчина, а голова - женщина! 117. Высшее мужество познающего обнаруживается не там, где он вызывает удивление и ужас, - но там, где далекие от познания люди воспринимают его поверхностным, низменным, трусливым, равнодушным. Это свойственное познаванию хорошее, тонкое, строгое чувство, из которого вы вовсе не хотите сотворить себе добродетели, есть цвет многих добродетелей: но заповедь "ты должен", из которого оно возникло, уже не предстает взору; корень ее сокрыт под землей 118. Мое сильнейшее свойство - самоопределение. Но оно же по большей части оказывается и моей нуждой - я всегда стою на краю бездны 119. Я чувствую в себе склонность быть обворованным, обобранным. Но стоило только мне замечать, что все шло к тому, чтобы обманывать меня, как я впадал в эгоизм 120. Мне никогда не бывает в полной мере хорошо с людьми. Я смеюсь всякий раз над врагом раньше, чем ему приходится заглаживать свою вину передо мной. Но я мог бы легко совершить убийство в состоянии аффекта 121. Я ненавижу людей, не умеющих прощать 122. Это благородно - стыдиться лучшего в себе, так как только сам и обладаешь им 123. После того как я узрел бушующее море с чистым, светящимся небом над ним, я не выношу уже всех бессолнечных, затянутых тучами страстей, которым неведом иной свет, кроме молнии 124. Я должен быть ангелом, если только я хочу жить: вы же живете в других условия 125. Возвышенный человек, видя возвышенное, становится свободным, уверенным, широким, спокойным, радостным, но совершенно прекрасное потрясает его своим видом и сшибает с ног: перед ним он отрицает самого себя 126. Если ты прежде всего и при всех обстоятельствах не внушаешь страха, то никто не примет тебя настолько всерьез, чтобы в конце концов полюбить тебя 127. Чем свободнее и сильнее индивидуум, тем взыскательнее становится его любовь; наконец, он жаждет стать сверхчеловеком, ибо все прочее не утоляет его любви 128. Видеть и все же не верить, - первая добродетель познающего; видимость - величайший его искуситель 129. Тем, как и что почитаешь, образуешь всегда вокруг себя дистанцию 130. Как только благоразумие говорит: "Не делай этого, это будет дурно истолковано", я всегда поступаю вопреки ему 131. Я ненавижу обывательщину гораздо больше, чем грех 132. Кто не живет в возвышенном, как дома, тот воспринимает возвышенное как нечто жуткое и фальшивое 133. Стремление к величию выдает с головой: кто обладает величием, тот стремиться к доброте 134. Пережить многое, сопережить при этом множество прошедших вещей, пережить воедино множество собственных и чужих переживаний - это творит высших людей, я называю их "суммами" 135. Кто хочет стать водителем людей, должен в течение доброго промежутка времени слыть среди них их опаснейшим врагом 136. Из всех европейцев, живущих и живших - Платон, Вольтер, Гёте, - я обладаю душой самого широкого диапазона. Это зависит от обстоятельств, связанных не столько со мной, сколько с "сущностью вещей", - я мог бы стать Буддой Европы: что, конечно, было бы антиподом индийского 137. Если имеешь счастье оставаться темным, то можешь воспользоваться и льготами, предоставляемыми темнотой, и в особенности "болтать всякое" 138. Лишь недостатком вкуса можно объяснить, когда человек познания все еще рядится в тогу "морального человека": как раз по нему и видно, что он "не нуждается" в морали 139. Чем ближе ты к полному охлаждению в отношении всего чтимого тобою доныне, тем больше приближаешься ты и к новому разогреванию 140. Когда благодарность многих к одному отбрасывает всякий стыд, возникает слава 141. Кому нет нужды в том, чтобы лгать, тот извлекает себе пользу из того, что он не лжет 142. Величественные натуры страдают от сомнений в собственном величии 143. Иной и не ведает, как он богат, покуда не узнает, какие богатые люди все еще обворовывают его 144. Смеяться - значит быть злорадным, но с чистой совестью 145. Щедрость у богатого часто есть лишь особого рода застенчивость 146. Помимо нашей способности к суждениям мы обладаем еще и нашим мнением о нашей способности судить 147. Правдивый человек в конце концов приходит к пониманию, что он всегда лжет 148. Нечистая совесть - это налог, которым изобретение чистой совести обложило людей 149. Где всегда добровольно берут на себя страдания, там вольны также доставлять себе этим удовольствие Давать каждому свое - это значило бы: желать справедливости и достигать хаоса 150. В мире и без того недостаточно любви и благости, чтобы их еще можно было расточать воображаемым существам 151. Нет прекрасной поверхности без ужасной глубины 152. Начинаешь с того, что отучиваешься любить других, и кончаешь тем, что не находишь больше в себе ничего достойного любви 153. Возраст самомнения. Между 26 и 30 годом - прекрасная пора жизни, когда человек зол на судьбу за то, что он есть столь многое и кажется столь малым 154. Когда сто человек стоят друг возле друга, каждый теряет свой рассудок и получает какой-то другой 155. Хороший брак покоится на таланте и дружбе 156. Если бы супруги не жили вместе, удачные браки встречались бы чаще 157. Женщина - вторая ошибка Бога 158. Тонкой душе тягостно сознавать, что кто-нибудь обязан ей благодарностью; грубой душе - сознавать себя обязанной кому-либо 159. "Царство небесное" - это состояние сердца, а отнюдь не то, что находится "над землею" и грядет "после смерти" 160. Темой для великого поэта могла бы стать скука Всевышнего после седьмого дня Творения 161. Никто не волен становиться христианином, никого нельзя "обратить" в христианство - сначала надо сделаться достаточно больным для этого 162. Благодетельное и назидательное влияние какой-нибудь философии... нисколько не доказывает верности ее, точно так же, как счастье, испытываемое сумасшедшим от своей idее-fiхе (неотвязной мысли), нисколько не говорит в пользу разумности этой идеи 163. Философия открывает человеку убежище, куда не проникает никакая тирания, долину внутреннего мира, лабиринт сердца, и это раздражает тиранов 164. Антисемит не становится приличнее оттого, что лжет согласно принципу |